02.12.14. Интервью с Павлом Губаревым.
"
— Павел, на выборах 2 ноября ваше движение не было зарегистрировано.
Как не зарегистрировали и казачье объединение атамана Козицына,
некоторых других полевых командиров. На ваш взгляд, почему?
—
Могу говорить только о своем опыте. Мы действительно процедурно не
выдержали некоторые пункты закона. Можно считать эту причину формальной,
можно технической, но факт остается фактом – не зарегистрировались.
Между тем нам удалось получить квоты в рамках движения «Свободный
Донбасс».
— Вы изначально не хотели стать депутатом?
— Да, изначально не планировал. У меня другая роль. Депутатская работа немного не то, чем я по зову совести должен заниматься.
— А ваша жена, например, мандат получила…
— Она политик. Я в тюрьме сидел, она уже тогда была политиком…
— Себя политиком не считаете?
—
Я, безусловно, политик, но в депутатской работе себя не вижу. Сейчас
езжу по российским городам и встречаюсь с единомышленниками. Где-то
ребята, выступающие за здоровый образ жизни, где-то предприниматели.
Всех их объединяет идея Новороссии.
— Местные власти препятствий для встреч не создают?
— Нет, препятствий не создают. Я же не подрывную деятельность веду, а созидательную.
—
Некоторое время назад появилась информация о заинтересованности
правоохранительных органов активистами, собирающими гуманитарную помощь
отдельным полевым командирам. Вы с подобным сталкивались?
— У нас
сейчас нет полевых командиров, мы не банда какая-нибудь. У нас
централизованная армейская структура, и должна быть помощь армии. Могу
сказать за «Гуманитарный батальон Новороссии», к которому имеет
отношение моя супруга: никаких препятствий и проблем со стороны
российских правоохранителей нет.
— А что же стало с полевыми командирами?
—
Необходимо время, чтобы характеры, амбиции бывших полевых командиров
были переосмыслены и выстроены в единую армейскую структуру. Армия
действует по следующим принципам: единоначалие, жесткая централизация,
воинская присяга. Человек, служащий в армии, воюет во имя чего-то,
присягает в верности определенным идеалам, в отличие от человека из
вооруженной группы, которого никакая клятва не связывает.
Еще
один важный принцип – сменяемость командиров. Командира бригады нужно
убрать и поставить другого, то же самое с батальоном. Когда во главе
бригады авторитетный человек, безусловно заслуженный, которого все Батя
называют, но его нельзя поменять по приказу, могут возникнуть ситуации, в
которых он откажется выполнять приказ, причем вполне обоснованно и
аргументированно. Так вот – в этом случае уже не армия.
— Но во
многих формированиях ополченцев есть личная преданность бойцов
персонально полевому командиру. Люди идут воевать под знамена, положим,
Безлера или Мозгового.
— Это нарушает принцип армии. Личная
преданность, как вы выразились, полевым командирам не должна подменять
собой структуру армии, которая предполагает принцип сменяемости военных
начальников. В противном случае получится не армия, а структура, как
угодно ее назовите, которая сильно зависит от характера и настроения
лидера.
У меня со всеми командирами превосходные отношения, они,
безусловно, герои, безусловно, отцы вооруженного сопротивления. Но
теоретически такая личная преданность нарушает построение единых
вооруженных сил республики.
— Добровольно же они могут не
согласиться оставить свои бригады и батальоны. Кто откажется от
вынесенного через военное лето собственного детища?
— Процессы,
проходящие сегодня в Новороссии, реализуют принципы построения армии,
нивелируя принцип ополченского движения. Каждый командир – заслуженный
человек, это харизма, сила духа, характер. Но сегодня нам нужна армия.
— Сразу после покушения (машину Губарева, ехавшую из Ростовской области в Донецк, обстреляли на территории ДНР 13 октября. – «
Газета.Ru»)
вы заявили, что рассматриваете не только версию украинских диверсантов,
но и внутренние конфликты. К чему в итоге пришло следствие?
—
Основная версия – украинская диверсионно-разведывательная группа.
Причастных к покушению поймали на третий день. Другие версии не
подтвердились, но уголовного дела, честно говоря, я не видел.
— Каким вы видите будущее Новороссии: единое государство, отдельные республики, субъект в составе России?
—
Существует конфедеративный договор, существует парламент Новороссии,
пока, правда, с функциями парламентской ассамблеи. Я сторонник того,
чтобы на местах было максимум власти, но силовые ведомства – армия,
правоохранительная система – должны быть выстроены по армейскому
централизованному принципу сверху донизу. Эти общие централизованные
структуры можно было бы сформировать усилиями объединенной
законодательной власти. Моя модель – унитарное государство с сильным
местным самоуправлением. Может быть, как эксперимент попробовать
некоторые элементы федерализации.
— То есть пока без России?
—
Земля, на которой идет война, не может априори войти куда-то.
Самоопределяться нужно будет только после победы. Безусловно, определять
– войдем мы в Россию или нет – должен народ через референдум. Кстати,
специальный закон об этом мы уже пишем.
Само существование
Новороссии предусматривает как минимум интеграцию в структуру
Евразийского союза, Таможенного союза. А вообще, — улыбнулся Губарев, — я
за большую страну, омываемую четырьмя морями. Со столицей в Донецке.
— Что нужно, чтобы страна не превратилась в условную Абхазию, бюджет которой построен на российских дотациях?
—
Мы не Южная Осетия и не Абхазия хотя бы потому, что у нас конгломерация
семь миллионов человек. Мы в разных весовых категориях и экономически.
Донбасс сможет себя прокормить. Пока это будет очень сложно из-за
военной разрухи, вымытых олигархами денежных ресурсов, на некоторых
ключевых предприятиях вывезены технологические фонды. Без поддержки
России восстановиться будет сложно. Здесь два пути: проведем
национализацию, инвестиции будет просить государство, если останутся
крупные собственники, в долг будут брать уже корпоративно.
— Вы не исключаете, что крупные собственники — Ахметов, Тарута — смогут вернуться в Донбасс?
— На днях я встречался…
— С Ахметовым?
—
Нет, с ним никогда не встречался и не буду. С Захарченко, который
подписал закон о введении внешнего государственного управления на
ключевых предприятиях энергогенерирующей, газодобывающей и
угледобывающей отраслей. Это первый шаг, пусть и назван не
национализацией, а государственным управлением. О национализации нужно
говорить в рамках парламентской дискуссии, все должно быть взвешено и
выверено.
— Но возвращения олигархов на Донбасс вы не исключаете?
—
Рассматриваю и такую возможность. Хотя мне бы не хотелось. Будь я лицом
государственным, мог бы предложить им добровольно передать основную
часть активов государству, что позволило бы им сохранить влияние и долю в
компаниях. Республике это поможет избежать управленческого коллапса –
сейчас на предприятиях наблюдается острейшая нехватка топ-менеджмента и
технических руководителей."
