18.12.14 Репортаж корр. Ирины Лашкевич о пос. Октябрьском под Донецком: стынущий пепел Октябрьского
Донецк
— огромный город. Такой огромный, что некоторые его районы-пригороды
называют посёлками. Сегодня я в одном из них – в посёлке Октябрьский на
северо-западе Донецка, который ещё неделю назад находился буквально на
линии фронта.
Октябрьский — это частный сектор, но главная его
особенность – то, что он почти вплотную прилегает к донецкому аэропорту:
до старого терминала и пожарной вышки от посёлка буквально 500 метров.
Из-за этого Октябрьский стал ареной напряжённых боёв и мишенью
постоянных обстрелов.
Буквально неделю назад сюда не согласился
бы ехать ни один таксист. Даже сегодня, когда взрывов в Донецке не
слышно уже неделю, только четвёртая машина такси везёт меня на печально
известную улицу Стратонавтов.
Картина, которую я увидела,
ужасает: в посёлке трудно найти хоть один целый дом. Вся улица в
осколках, сорванных проводах. Дорогу преграждают поваленные деревья.
Людей в посёлке практически не осталось: те немногие люди, которых мы
встречаем, рискнули приехать в свои дома впервые за несколько месяцев.
Возвращаются за уцелевшими в разбитых домах вещами: молча сносят в
машины то, что осталось, не сгорело, не разворовано мародёрами.
Во
дворе полуразрушенного дома увидела троих мужчин, носивших уцелевшие
пожитки: тазики, стулья, подушки, посуду. Дом почти полностью уничтожен,
о былой красоте можно судить по воротам. Их раскурочило осколками,
полулежат на земле. Мужчина лет 70,хозяин дома, спокойно воспринял моё
вторжение в свой двор. «Ты ёлку сними, — обращается он ко мне, указывая
упавшее дерево. — Моя боль! Как к человеку к ней относилась вся моя
семья. Отец посадил ещё после войны, вся семья относилась к ней, как к
человеку, каждый Новый год у неё собирались».
Глаза деда наполняются слезами: «Мне дом не так жалко было, как эту ёлку. Дом-то отстроим…».
Трудно представить себе силу взрыва, снёсшего массивное дерево: ель срезало, как пилой, частично она упала на соседний дом.
«Это
градом её убили, — как бы отвечая на мой вопрос, говорит дед. — Видишь,
воронка? Там на огороде ещё три. Сильный обстрел был. А у ворот пару
свежих, это уже после нашего отъезда появились».
Он достал из
кармана папиросы, долго искал спички. «Может, её Порошенко в Киев
отправить? А то танцуют на майдане вокруг ржавого каркаса, как демоны».
Он закурил и продолжал рассказ о том, как больно на старости лет лишится
жилья, о том, как приютили знакомые – не дали пропасть. «Душа болит,
как зуб, с утра до ночи. Мародёрничают тут. Вот заехал забрать то, что
осталось», — вздыхает дед. Впрочем, им «повезло»: кажется, ничего не
украли.
Возле сгоревшего магазина трудятся работники газовой
службы – оценивают масштабы повреждений и составляют план ремонтных
работ. Бригадир просит не снимать лицо. «Я не фотогигиеничный», — шутит
он. «Если бы ты приехала три дня назад, я бы тебе провёл к бабушке, —
продолжает он. — Она тут жила в разбитом доме. Лет 90 бабке было. Мы ей
кушать привозили, чай. Еду привозили, а в доме холодно. Замерзла,
наверное. Похоронили её. Принёс еду, а люди говорят – похоронили».
Газовщик
неторопливо рассказывает страшную историю Октябрьского. Те местные
жители, которые не успели уехать, неделями сидели в подвалах. Сильно
пострадало местное кладбище, туда давно не ходят: могут быть мины или
неразорвавшиеся снаряды. Кладбище не действует с конца мая, когда
повстанцы предприняли первые попытки взять аэропорт. За отсутствием
кладбища, убитых жителей посёлка хоронили просто в огородах…
Проехали
вдоль кладбища. И вдруг — жилой дом. Окна заколочены фанерой, досками,
отходами из разбитой мебели, но из трубы идёт дым. Поразительно, но даже
здесь ещё живут люди…
Постучала в ворота (точнее сказать в то,
что от них осталось: ворота в дырках от осколков, как решето). Залаял
пёс на цепи. Счастливчик: живой, на цепи – а значит, есть хозяева.
Другим повезло меньше: посёлок полон собак в старых ошейниках с
обрывками цепей. В глазах собак ужас, только голод заставляет их
приближаться к случайным людям. Судьба других была ещё более жестокой:
покидая дома, хозяева забывали или не успевали их отвязать, обрекая на
страшную смерть от холода и голода.
На мой стук в ворота вышла
женщина лет 35 в тёплом халате. Под халатом свитер и теплые штаны.
Фотоаппарат вызывает у неё самую негативную реакцию: «Не снимайте! Не
разрешаю! Вы откуда?». Как это часто бывает, помогает одесская прописка.
После нескольких минут разговора, женщина успокоилась и пригласила в
дом: «Мне стесняться нечего. Снимайте, как мы живём».
В доме
полная темнота (окна заколочены), только свет от печки давал возможность
видеть предметы. «Печка хорошая, от бабушки досталась в наследство, —
рассказывает Галина. — Хорошо, что она не дожила до этого страшного
времени. Мы три месяца без света. Выживаем за счёт гуманитарки, что даёт
ДНР».
Осторожно интересуюсь, почему моя собеседница не уехала, почему осталась в насквозь простреливаемом Октябрьском?
«А
куда и почему я должна уезжать? – резко спрашивает Галина. — Это мой
дом, моя земля. Не дождутся!». По традиции, сразу вслед за этим следуют
«приветы» в адрес правительственных войск. «От кого они пришли меня
защищать? От моего мужа? Я к ним с автоматом пришла или они ко мне? Я
бомблю их или они меня? Окна брали в кредит, вон стеклопакеты все
разбитые у ворот лежат. Выплачивать кредит Коломойскому за то, что он их
разбомбил?» — всё больше распаляется женщина. Неоднократно наблюдаю:
для местных жителей беседы с журналистами – своего рода отдушина,
возможность с кем-то поделиться пережитым. Но о самых горьких потерях
многие сразу не говорят: к примеру, совсем не сразу узнаю, что у моей
собеседницы погиб муж…Традиционная часть таких разговоров – проклятия в
адрес Порошенко. Что же до жителей других регионов страны, большинство
людей уверены: те не ведают, что творят. «Тут живут люди, как они этого
не поймут? Не российскую армию они убивают, её тут нет. Они убивают
наших мужей, сыновей. Стариков сколько погибло под бомбёжками! Показать
бы этим воякам, что они натворили», — Галя заплакала. И я плакала вместе
с ней.
«Может тебе чаю или кофе? – вытирая слёзы, произносит
Галя. — У нас хороший кофе есть, не думай, что мы совсем нищие!» Я
отказалась: начинался дождь, снимать в таких условиях было невозможно, а
таксист торопился вернуться в город.
Галя провела меня до ворот.
Она смотрела, как я садилась в машину, потом подошла ближе и сказала:
«Мира всем!» Я часто слышу такие слова в Донецке – здесь они вместо «до
свидания».
Дождь усилился, превратился почти в ливень, делающий
пейзажи Октябрьского ещё более мрачными. Мокнущие под дождём разрушенные
дома со слепыми, тёмными провалами окон, чем-то похожи на брошенных
собак, ожидающих возвращения своих хозяев.
Несмотря на то, что
вот уже неделю на Донбассе здесь не стреляют, люди не спешат
возвращаться жить в Октябрьский, и не только потому, что их дома
разрушены. Немногие верят в то, что воцарившееся перемирие будет долгим.
Но
однажды они вернутся. Дома рано или поздно отстроят. А вот память об
этих страшных днях будет жить не в одном поколении. Об этом ужасе жители
Донбасса будут рассказывать своим детям и внукам, как рассказывали нам
об ужасах войны наши бабушки и дедушки.
Помните, как
невнимательно мы их слушали? Отмахивались от их рассказов? Вот за нашу
невнимательность мы и наказаны. Война вошла в наш дом. Нашему поколению
пришла очередь пережить весь этот ужас и сделать выводы. Поймём ли?
Останемся ли людьми, после пережитого? Время покажет. От наших выводов
зависит судьба наших детей и внуков.
Декабрь,
2014. пос. Октябрьский под Донецком. Он почти вплотную прилегает к
донецкому аэропорту: до старого терминала и пожарной вышки от посёлка
буквально 500 метров. Из-за этого Октябрьский стал ареной напряжённых
боёв и мишенью постоянных обстрелов.
Декабрь,
2014. пос. Октябрьский под Донецком: до аэропорта 500 метров. Картина
ужасает: в посёлке трудно найти хоть один целый дом. Вся улица в
осколках, сорванных проводах. Дорогу преграждают поваленные деревья.
Декабрь,
2014. пос. Октябрьский под Донецком. Людей в посёлке практически не
осталось: те немногие люди, которых мы встречаем, рискнули приехать в
свои дома впервые за несколько месяцев забрать то, что осталось, не
сгорело, не разворовано мародёрами.
Декабрь,
2014. пос. Октябрьский. Поразительно, но даже здесь ещё живут люди…
Местная жительница: "А куда и почему я должна уезжать? Это мой дом, моя
земля. Не дождутся!"
Декабрь,
2014. пос. Октябрьский под Донецком. Местная жительница: "Не российскую
армию они убивают, её тут нет. Они убивают наших мужей, сыновей.
Стариков сколько погибло под бомбёжками! Показать бы этим воякам, что
они натворили".
Декабрь,
2014. пос. Октябрьский. Жители не спешат возвращаться. Но однажды они
вернутся. Дома рано или поздно отстроят. А вот память об этих страшных
днях будет жить не в одном поколении. Об этом ужасе жители Донбасса
будут рассказывать своим детям.
Декабрь, 2014. пос. Октябрьский под Донецком: до аэропорта 500 метров.
Декабрь, 2014. пос. Октябрьский под Донецком: до аэропорта 500 метров.
Декабрь, 2014. пос. Октябрьский под Донецком: до аэропорта 500 метров.
