25.04.15. Интервью с Захаром Прилепиным.
"Восточная
Украина будет принадлежать России. Захар Прилепин согласился ответить
на вопросы корреспондента Федерального агентства новостей, и речь пошла
не только о музыке, но и о кино и, конечно, о Донбассе, куда писатель
несколько раз ездил, доставляя гуманитарную помощь.
— Музыка вместо литературы? О чем именно вам бы хотелось докричаться своими песнями?
—
Я хочу донести какие-то очевидные вещи. Для очень многих молодых людей
понятие «Отечество», понятие мужества, понятие дерзости, понятие Родины,
понятие почвы, жертвенности превратились в антипонятия, что не совсем
меня устраивает.
Просто есть необходимость – не в революции, а в
консервативной революции, революции во славу традиций. Потому что мы
слишком долго боролись с традицией, все смыслы были вывернуты наизнанку,
и хочется опять надеть на руку эту перчатку так, чтобы она была в
нормальном, обычном виде. Вот об этом, об этом… Потому что мужчина
должен быть мужчиной, женщина – женщиной, родина – родиной. И ты славен
не тем, что ты пришел в этот мир, чтобы вокруг тебя водили хороводы. Ты
пришел в этот мир, потому что есть прошлое и есть будущее. И ты обязан…
Про Донбасс
— Вы несколько раз ездили на Донбасс, эта война вас, похоже, сильно зацепила. Можете объяснить, чем?
—
На Донбассе произошло… что произошло… Произошла возможность того, о чем
я уже мечтал лет 25 – реанимация российской государственности в самой
удивительной и многообещающей для меня форме. И я думаю и совершенно
убежден, что Россия, безусловно, существует в качестве империи, которая
так или иначе осуществляет культурную, дипломатическую, а если нужно –
военную экспансию на вверенных ей территориях. И если это не
осуществляет непосредственно государство, то это осуществляет народ. В
той или иной форме.
Я не думаю, что есть какие-то колоссальные
различия между веком X, XVII, XIX или XXIII. Всегда будут происходить
одни и те же процессы, и они происходят сегодня. И территории, которые
по праву, по истории, по качеству и составу населяющих их людей
принадлежат России, будут принадлежать России. В данном случае это
Восточная Украина.
Эти процессы совершенно никак не
прогнозировались и не имитировались государством, они оказались
стихийными и подтвердили мою веру в то, что русские люди еще не
израсходовались, количество материала у нас еще огромное, и многое
впереди. Я очень рад был в этом убедиться еще раз и увидеть там лучших,
золотых, прекрасных, сногсшибательных мужчин. И не только мужчин.
О международном праве
—
По вашим словам можно сделать вывод, что вы отрицаете само понятие
международного права. Как Россия будет осуществлять эту свою
«экспансию»? Воюя со всем миром?
— Ну слушайте… Во-первых,
международное право — это такая вещь… Как в русской пословице сказано,
«закон — что дышло: куда повернул, туда и вышло». И если есть какие-то
вещи, которые необходимо произвести в рамках международного права, право
для этого активно использует все свои возможности. И революция на
Майдане может быть признана как правильная революция. А революция в
Йемене может быть признана как переворот. Ну и так далее. Это не имеет
ключевого значения.
То, что происходит в Донбассе, было
неоднократно подтверждено выборами. Туда призвали наблюдателей со всех
стран и от всех «мировых демократий». И это проблема «мировых
демократий», что они не подключились к этому процессу и не
легитимизировали своих прав, чтобы избежать кровопролития. Напротив, они
заинтересованы в противоположных вещах. Поэтому международное право –
это система не только сдержек и противовесов, но и система колоссального
фарисейства, непрестанного лукавства, откровенной подлости,
передергиваний и передержек.
И мы готовы участвовать во всей этой
игре, как участвовали в ней и ранее. Если вам кажется, что Россия
только сегодня нарушила международное право, то это не совсем так. Она
нарушала его в течение XX века многократно, и в XIX многократно, и в
XVII многократно. И точно также его нарушают и ведущие «мировые
демократии», и Соединенные Штаты Америки.
У нас есть свои
интересы, и мы будем так или иначе применять их к международному праву и
пытаться так или иначе к этому праву их адаптировать. Но это не значит,
что мы будем воевать со всем миром – не надо ничего преувеличивать.
Какой
вы здесь видите «весь мир»? Вы видите какое-то количество стран –
15-20, у которых другие представления о международном праве и о наших
интересах. А есть другие страны, этих стран 20, или 25, или 50, которые
вполне спокойно смотрят на все происходящее и прекрасно отдают себе
отчет, почему Россия действует именно так, как минимум, они готовы дать
этому объяснение. Вот и все. И не надо ничем никого пугать.
Про гомосексуализм
—
Захар, хотя в статье вы упоминаете, что равнодушны к чужим сексуальным
предпочтениям, но, насколько я поняла, у вас абсолютно другая система
ценностей, чем та, что декларируется на Западе. Извините за прямоту: нет
ли все-таки в вашей позиции некоторой гомофобии?
— Ну, про какую
другую систему ценностей вы говорите? Во-первых, если у меня написано,
что у меня нет гомофобии, значит, не надо про это спрашивать. Значит,
нет здесь гомофобии. Там это сказано прямым текстом. Я не гомофоб, меня
совершенно не интересуют чужие сексуальные предпочтения.
Меня
волнует, когда сексуальные предпочтения начинают выноситься в качестве
идеологии. А ныне все, что связано с нетрадиционными сексуальными
связями и с ЛГБТ, становится новейшей мировой идеологией. Я не знаю, для
чего она используется, но, тем не менее, агрессивное наступление этой
идеологии совершенно очевидно. Эта идеология все больше и больше, по
крайней мере в Европе, начинает пронизывать социальные и прочие страты.
Церковь, семью, школу, детские сады, культуру как таковую. Если вы этого
не замечаете, то я ничем вам не могу помочь.
Но это
колоссальное, и я не скажу, что стихийное, а, скорее всего, так или
иначе спланированное наступление. Потому что еще 15 лет назад ничего
подобного не было. И вдруг в течение последних 5-7 лет произошло
сильнейшее наступление на самые разные вещи. Например, когда церковь
принудили венчать однополые браки, что противоречит на самом деле всему
тому, что церковь собой являла до сих пор. И когда в скандинавских
странах, в европейских странах вместо двух полов вводят пять, 25, 37
полов, когда детей называют «оно», когда появляются сказки «про принца и
принца» – все это наводит на какие-то сомнения, что это разумно,
понимаете?
И этот искусство – одно из звеньев в этой цепи. Тут
слишком видны эти швы, слишком видны эти нитки, слишком видна
ангажированность, слишком видна назойливость, с которой при помощи
мощнейшей иезуитской машины сообщается «граду и миру»: «Никогда не
смейте обижать гомосексуалистов».
И это настолько заметно – это
соцреализм такой. Это такая пропаганда, которая совершенно не стесняется
выглядеть пропагандой. Это моя точка зрения.
При этом кто угодно
может жить и развлекаться друг с другом и использовать свою физиологию,
как ему угодно. Мне до этого нет никакого дела. Но не надо мне
объяснять события мировой истории вашими сексуальными предпочтениями. И
уж тем более трогать мою церковь и моих детей."
