02.02.16. Заметка публициста Плантоа Беседина.
"Писатель
Платон Беседин - о том, что вопрос Донбасса - это, прежде всего, вопрос
русской памяти и чести. 20% украинцев уже не считают Донбасс частью
своей страны, они готовы отказаться от данной земли. Таковы результаты
последних социологических опросов. Однако есть и другой
взгляд — через границу: всё больше россиян вопрошают: «А для чего нам
Донбасс? Особенно сейчас, когда своих, внутренних, проблем хватает. Их
решать надо, а потом уже с внешними угрозами разбираться».
Эти
сомневающиеся россияне могут быть разными. Например, среди них есть люди
публичные. И речь сейчас не о тех, кто изначально отнёсся к донбасской
истории с некоторым равнодушием, а подчас даже презрением, но, прежде
всего, о тех, кто ещё недавно с интересом, сочувствием, воодушевлением
говорил о проекте «Новороссия». Их симпатия объяснялась разными
факторами: жаждой справедливости, очарованием героями, сочувствием
мученикам, ненавистью к Украине.
Но, так или иначе, Донбасс был объединяющей и духоподъёмной темой.
Впрочем,
не только для публичных, но и, скажем так, для простых людей.
Достаточно вспомнить то колоссальное воодушевление, с коим россияне
собирали гуманитарную помощь в Донбасс, разделяя беды и страдания его
жителей. Тогда во многих, действительно, проснулось чувство
сопричастности к происходящему, а совесть, милосердие, сострадание
перестали быть просто эффектными словами из классической литературы, но
трансформировались в побудительные мотивы реальных действий.
Донбасские
новости шли первой строкой в главной повестке дня. Однако, похоже,
именно это во многом стало причиной будущего дисбаланса.
«Человек
— существо ко всему привыкающее, и это есть его лучшее определение», —
писал Достоевский, и в людях, следящими за судьбой Донбасса,
действительно, выработалась привычка к смерти, к её апатичному
созерцанию. Количество обстрелов, их варварская, разрушительная мощь,
число убитых и раненых, искалеченные дети, вешающиеся от голода и холода
старики — всё это, бьющее под дых поначалу, шокирующее, со временем
стало нормой, обыденностью. Да, жутко, да, чудовищно, но… привыкли и
даже местами смирились.
А затем полыхнула Сирия, взорвалась
экономика, и вот мы — накануне пахнущего отчаянием дефолта, когда,
вспоминая классиков уже XXвека, спасение утопающих — дело рук самих
утопающих. И, правда, какой тут Донбасс, когда своим детям скоро есть
нечего будет?
Был и другой контекст, умело использованный
контрпропагандой: когда Донбасс и Крым стали раздражителями, камнями
преткновения. Снова и снова россиянам напоминали, что если бы их страна
не сунулась в данные регионы, то не было бы ни санкций, ни внешнего
давления, ни внутреннего нытья и разлада. Да, говорили и говорят нам,
вы, господа россияне, так же ездили бы в Египет и Турцию, зарабатывая
примерно те же, что и раньше, деньги, в офисах и на рынках — всё было бы
так, как прежде; вот он — главный лейтмотив антироссийской пропаганды.
На
деле, конечно, санкции всё равно бы ввели и давили бы на Россию, потому
что мы проиграли в холодной войне, потеряли империю, и вряд ли
проигравшим протягивают руку, дабы оппонент поднялся, окреп — нет, его
хотят кончить. Потому ещё настырнее звучит вкрадчивый шёпот: «Крым бы мы
вам, может, и простили, но не Донбасс…»
Отсюда, в том числе,
произрастают и непрекращающиеся разговоры о «сливе» Донбасса. Разговоры
навязчивые, как особо ретивые консультанты сетевого маркетинга. Или,
наоборот, бубнят, что Россия тратит на Донбасс миллиарды. «Наших денег»,
— многозначительно подчёркивают агитаторы. Денег, которые бы
пригодились России самой, особенно в нынешних условиях. А если вот-вот —
бедствие и коллапс, когда страна разломится, будто древняя льдина, то
для чего вам, господа россияне, Донбасс? «Забудьте его, как страшный
сон», — так говорят; тем более, что то, как всё повернулось,
действительно, не из приятного.
Но, правда, для чего России
Донбасс? И должны ли мы за него бороться? Ведь, забрав куда менее
проблемный Крым, при куда более благоприятных условиях, мы и там,
похоже, не разобрались, что и как надо делать, не использовав
колоссальную энергию, высвобожденную в результате взрыва патриотизма
2014 года. Вновь — с приветом Гоголю и Салтыкову-Щедрину — утонули в
чинушестве, воровстве, головотяпстве, вновь испугались того, что сами
сделали. А тут — Донбасс.
Тот самый Донбасс, беженцы из которого
не находят работы в России и, несмотря на все обещания высших чинов, не
получают российского гражданства, возвращаясь назад, в геенну огненную.
Тот самый Донбасс, что задыхается от старых украинских болячек, к коим
добавились новые язвы войны. Тот самый Донбасс, чьих жителей поучают,
что они недостаточно решительно встали на защиту Родины во время Русской
весны.
И в этом, исклёванном стервятниками, Донбассе, как в
окровавленном зеркале, отражается наша Россия, шарахающаяся, неуверенная
и тщеславная. Россия не определившаяся, сделавшая шаг, но не
дошагавшая. Отражаются и её люди, озабоченные, не определившиеся, перед
которыми, как во все переломные моменты истории, встал главный —
идентификационный — вопрос: «Кто мы сегодня?».
Мясо в офисных
креслах? Любители хамона и пармезана в симпатишных кафе? Ленивцы в
мечтах об allinclusive? Кто мы есть ныне? И заслуживаем ли мы своей
огромной великой страны, победившей в самой чудовищной войне за всю
историю человечества? Страны, о которой с восторгом писали Достоевский,
Толстой, Пушкин, говоря о её особой, сакральной роли? Достойны ли мы
своих предков? Чего мы вообще достойны? Когда выбор заключён между
нефтеотсосной жизнью и спасением двух миллионов русских людей, коими
может прирасти Россия.
Вопрос Донбасса — это вопрос не Минских
соглашений, не количества оружия и огневой мощи, но это, прежде всего,
вопрос чести и памяти русского человека. Той самой памяти, что
извращалась и вымарывалась на протяжении едва ли не всей нашей истории.
Памяти, которая выкорчёвывалась из русского (не этнически —
цивилизационно) человека, подменяясь суррогатом третьесортных
псевдоценностей с лживой маркировкой «Madein». И, безусловно, это вопрос
чести, той самой, которую надо беречь смолоду.
Помню, как,
приезжая в Донбасс с весны 2014 года, неизменно встречал там людей,
говоривших: «Мы хотим жить в России, хотим быть с Россией, мы любим
Россию». И многие из них добавляли при этом: «За Россию мы будем
биться».
Так за какую Россию эти люди хотели биться? С какими
русскими братьями и сёстрами она жаждали быть вместе? Неужели с теми,
засомневавшимися, как только у них появились социально-экономические
проблемы? У людей Донбасса этих проблем — несчастий — куда больше, но
они не отступают, каждый день являя реальный образец мужества,
стойкости, веры. Они герои, эти два миллиона человек, кровью отстоявшие
свою память и честь. Они герои, а мы?
Отвечая на вопрос «для чего
России Донбасс», я говорю о теплоте человеческих сердец, о желании и
умении быть вместе, о возрождение подлинно русского в наших душах. Хотя
так же уверенно я мог бы говорить о том, что в Донбассе находится
промышленное сердце всего постсоветского пространства. В Донбассе
расположены уникальные заводы и фабрики, точно спящие гиганты, ждущие
своего пробуждения. Их горнила, их доменные печи алкают новой искры,
дабы в них разгорелось животворное пламя. И этой же искры, как теплоты
русских сердец, ждут люди Донбасса.
Я вспоминаю фильм Алексея Балабанова «Брат-2» и монолог таксиста, вопрошавшего у героя:
"А где твоя родина, сынок?".
Снова
и снова мы вынуждены отвечать на этот, главный, вопрос. Но сегодня, в
эпоху тектонического брожения цивилизаций, Родина каждого россиянина
находится на Донбассе. Там — тот этап, что должно пройти России после
Крыма.
Иначе, если не одолеем его, нас не поймут ни свои, ни
чужие. И враги, почувствовав прощальную слабость, навалятся ещё сильнее,
будут прогибать, дожимать, путать, станут делать всё, дабы уничтожить
тех, кто отказался от своих же. Хищники всегда чувствуют слабость и
уважают лишь силу. Оттого вдвойне — не только ради себя, но и вопреки им
— мы должны быть стойкими, крепкими и отзывчивыми, помня, что Донбасс —
не только наша боль, наша трагедия, но и наша будущая победа, наша
радость. Откажись мы от него — и откажемся от всего задекларированного,
смелого, захлебнувшись в зряшности и мелкотравчатости рабского
существования.
Собирание земель, соборность, коллективное
спасение — все эти философские сентенции с отсылками к Хомякову,
Достоевскому, Фёдорову уместны применительно к донбасскому вопросу. Ведь
сейчас и всегда это не просто слова, но строительный материал нашего
цивилизационного кода, позволяющего хранить и питать великую Русскую
мечту. И здесь я вспомню ещё один вектор национальной идеи — тезис
Солженицына о сбережении народа.
В Донбассе сегодня живёт и
терзается наш, подлинно русский, выстрадавший национальное самосознание,
народ. В нашей мечте, в нашей воле сберечь его. Сберечь обязательно! И
тем самым спасти себя, не запятнав память и честь."
