19.02.16. Сообщение от журналистов.
"Иван
Бубенчик: «Я убил их в затылок, это правда». Первыми убитыми 20 февраля
2014 года, в день расстрела протестующих на Институтской, были не
активисты Майдана, а бойцы «Беркута». В них стрелял львовянин Иван
Бубенчик. Иван Сияк встретился с ним и выслушал, как это было. В
современной истории Украины нет даты важнее, чем 20 февраля 2014 года.
Тогда на улицах Киева были убиты 48 активистов Майдана и 4 милиционера.
Вскоре президент Янукович бежал из страны и началась операция по
аннексии Крыма, потом война в Донбассе. Если брать шире, этот день
предопределил потерю страной 7% территории и многих тысяч жизней.
Ранним
утром 20 февраля ни одно из этих событий предсказать было невозможно.
После тяжёлых двухдневных боев, в которых погибли 31 демонстрант и 8
силовиков, милиция значительно сократила территорию протеста и теперь
занимала позиции на самом Майдане. На площади оставались только
несколько сотен измученных активистов. Не было сомнений, что следующий
штурм станет концом восстания и в будущих учебниках оно будет названо
«массовыми беспорядками».
«Его чёткие тактические действия
заставили убегать силовиков и предотвратили гибель Революции
Достоинства» — так обтекаемо украинская Википедия описывает роль Ивана
Бубенчика в истории. Впервые подробно о своих действиях в тот день он
рассказал в фильме Владимира Тихого «Бранці». 25 февраля документальная
лента выходит в национальный прокат. Накануне премьеры Иван Сияк
встретился с Бубенчиком на Майдане, чтобы вспомнить, как всё было на
самом деле.
Иван говорит на украинском языке, перевод редакции.
—
У меня есть цель создать детскую школу рыбной ловли. До Майдана я этим и
занимался. Когда во Львове студенты протестовали против Януковича, я
пришёл их поддержать. Все говорили, что надо ехать в Киев, и я поехал.
По датам сложно сказать, но это был первый день. С первого дня я на
Майдане.
Сначала мы стояли у стелы [монумент независимости
Украины], охраняли студентов. Потом уже появилось такое понятие как
«сотни», и я вступил в Девятую. Жили на улице Гончара в здании
«Народного руха», а каждую ночь, в половине двенадцатого, приходили
охранять метро под Майданом. Все выходы были под нашим контролем, потому
что спецслужбы могли выйти из них, чтобы сделать какую-то диверсию или
просто разогнать нас.
Помню, на Грушевского стояли Внутренние
войска, они не пускали нас наверх [в правительственный квартал]. Мы
пришли к ним с письмом, что мы граждане Украины и вправе передвигаться
свободно по своей земле. Сказали, что если они до завтрашнего дня это
наше право не восстановят, мы пойдём на штурм. Так и произошло. На
следующий день уже были камни, коктейли Молотова.
— К 20 февраля
спецслужбы Януковича сделали всё, чтобы ликвидировать Майдан. Сожгли Дом
профсоюзов, а он для нас был очень важен. Там мы жили, спали, ходили в
туалет, ели, получали медицинскую помощь. Когда они это сделали, на
следующее утро Бог нам дал возможность попасть в Консерваторию.
Парнишку-цыганёнка подсадили к окну. Он изнутри открыл двери. Там смогли
поспать. Кто час, кто полчаса, кто сколько смог во время тех страшных
штурмов, которые они нам устраивали. У всех было отчаяние, но не у меня.
Я чётко верю в силу Бога и в справедливость.
В Консерватории
были ребята с охотничьими ружьями. Стреляли дробью по спецподразделениям
примерно в семидесяти метрах от нас. Но я их отогнал от окон, поскольку
в ответ милиция стала бросать коктейли Молотова, чтобы сжечь
единственное наше убежище. Дробь их только раздражала.
В то время
я молился, чтобы на Майдане появились сорок автоматов. Прошло немного
времени, и я понял, что многого прошу. Стал просить двадцать автоматов. И
уже под утро 20 февраля приехал парень, принёс автомат Калашникова в
сумке из-под теннисной ракетки и семьдесят пять патронов. Многие хотят
услышать, что автомат был отобран у титушек во время столкновений 18
февраля. Тогда они получили оружие, чтобы убивать нас. Но было не так.
—
Стрелял я из самого дальнего от Майдана окна за колоннами, на третьем
этаже. Оттуда чётко были видны милиционеры со щитами у стелы. Там за
мешками с песком стояли человек двести, больше не помещались. Оттуда
выдвигались штурмовые группы с помповыми ружьями. Стреляли по баррикадам
в упор, нагло.
Я выбирал тех, кто командовал. Слышать не мог, но
видел жестикуляцию. Расстояние небольшое, поэтому на двух командиров
потребовались только два выстрела. Стрелять научился во время службы в
Советской армии. Прошёл обучение в школе военной разведки. Готовились
проводить операции в Афганистане и в других горячих точках.
Говорят,
что я убил их в затылок, и это правда. Так вышло, что они стояли ко мне
спиной. У меня не было возможности ждать, пока они развернутся. Так Бог
повернул, так было сделано.
Остальных мне не нужно было убивать,
только ранить в ноги. Я вышел из Консерватории и стал двигаться вдоль
баррикад. Стрелял, создавая видимость, будто у нас двадцать-сорок
автоматов. Просил ребят, чтобы они мне делали небольшую щёлку в щитах.
Кому-то, может быть, это неприятно будет услышать… У них слёзы текли от
радости. Они понимали, что без оружия мы не выстоим.
Расстояние небольшое, поэтому на двух командиров потребовались только два выстрела.
—
Дошёл до Дома профсоюзов, и там патроны кончились. Но «сарафанное
радио» уже сработало, и милиция побежала [от нас]. Бросали всё. Друг
через друга ползли, как крысы.
Не все их подразделения успевали
убежать от майдановцев. Ребята переходили через баррикаду и пробовали
догонять. Собирали группы по десять-двадцать пленных и вели за Майдан, в
сторону Киевской горадминистрации. Но самые активные наши герои
пытались преследовать дальше по Институтской, и приказ стрелять по
митингующим пришёл быстро.
Это был тяжёлый момент, поскольку я
понимал, что мог остановить расстрел ребят. Разные люди на Майдане — не
буду говорить кто, но люди со статусами — обещали мне, что патроны
будут. Я верил, бегал с места на место… Самые тяжёлые минуты в моей
жизни, полная беспомощность. Говорят, на Майдане было много оружия. Но
это неправда. Иначе никто бы не дал расстреливать наших ребят. Из моей
сотни на Институтской погибли Игорь Сердюк и Богдан Вайда.
— Я
защитник своей Родины, своего народа. Когда у меня закончились патроны —
это как у хирурга забрали скальпель. Больной нуждается в срочной
помощи, а хирург без скальпеля… И человек умирает на глазах врача.
В
зоне АТО встречал «беркутовцев», воюющих за Украину. Но я стараюсь
общаться только с такими же людьми, как я, или лучше. Были определённые
моменты, конфликтные… Если они воюют сознательно, не ради корочек и
льгот, то война может стать для них очищением. Но желания общаться нет
никакого.
На Майдане мы сделали шаг в правильном направлении и
получили урок, который позволит нам двигаться вперёд. Но сегодня моё
государство остаётся ещё неправовым, и все его силовые органы я тоже
считаю неправовыми. Поэтому у меня отсутствует желание общаться с ними. У
них со мной? Думаю, после премьеры фильма появится.
Мои жертвы — это преступники, враги. Я должен говорить, чтобы другие люди знали, как поступать с врагами."