14.06.16. Заметка от военкора Марины Харьковой.
"Аллегро
с огнем. Старый фильм «Аллегро с огнем» посвящен профессии военных
минеров. В нем группа жертвует своей жизнью, но разгадывает акустический
принцип действия сложной вражеской мины. Спустя семьдесят с лишним лет в
Донбассе вновь востребованы специалисты по минированию и
разминированию. Один из них, с позывным Минер, рассказал
об опасностях каждого шага на своем боевом пути, тактике действий
украинских взрывников, смертельных ловушках и особенностях современной
минной войны.
- У каждого из ополченцев первой волны был свой мотив защищать Донбасс. Каков был твой?
-
Если бы сюда пришли турки, немцы, сразу бы поднялся и пошел воевать. А
тут вроде бы свои начали, поэтому какое-то время метался в сомнениях и
думал. Но когда 26 мая украинцы начали бомбить донецкий аэропорт, понял,
что началась настоящая война и идти надо. Пришел добровольцем. Месяц
пробыл в рядах одного подразделения, выезжали на Авдотьинский блокпост,
под аэропорт. Это было начало формирования донецкого ополчения. Потом
узнал об отряде «Оплот», говорили, что в нем есть порядок, дисциплина и я
перешел в «Оплот». Там проводили тренировки: кто что знал и умел, тому и
учил. Вскоре мы приняли присягу, а потом переехали в воинскую часть на
Боссе, она еще догорала после взрыва боекомплекта (в этой воинской части
находились солдаты Внутренних войск Украины, отказавшиеся перейти на
сторону ДНР и взорвавшие оружейный склад – прим. авт.). Там сгоревшего
только стрелкового оружия было тонн пять. Как бы оно пригодились нам,
когда мы начинали восстание! Думаю, и события 14-го года могли бы
повернуться иначе с таким количеством оружия.
Тогда мы все были
пехотой, штурмовиками – просто боевыми единицами. Дисциплина
установилась строгая, потому что пришли защищать свою землю с сознанием
собственной правоты. Наш первый батальон уже воевал, они сражались на
КПП под Мариновкой. А мы еще не участвовали в серьезных боях. И вот
как-то собрали нас, подъехали два «Урала» и повезли под Шахтерск. Мы
шли, чтобы сохранить Дорогу жизни. С севера украинские вояки уже
окружили Горловку, Дебальцево, это уже потом они оказались замкнуты
Дебальцевским котлом. А с юга ВСУ от Иловайска вклинились. Так Шахтерск
становился основой Иловайского котла. Приехали мы. Нас, ополченцев, было
всего около тысячи – из бригад «Оплот», «Кальмиус», «Восток». У
украинцев на тот момент военный ресурс многократно превосходил наш, и
они наращивали давление. Но тогда не преимущество в живой силе, а
количество единиц вооружения, артиллерии, бронемашин, считалось важным. А
техники у нас практически и не было. Против нас с юга стояла 78-я
механизированная бригада, а с севера – 25-я аэромобильная – десантура.
Скажу
правду. Служил среди них и мой племянник – сын моего брата. В 13-м году
он пошел по контракту в украинскую армию, вот и получилось что мы стали
противниками. Потом я племяннику даже звонил, уговаривал, чтобы они
сдавались.
- И что стало с племянником?
- Не совсем
здоров. Тогда не сдался, а позднее получил ранение под аэропортом, из
его роты единственный остался живым. Ранение было в голову, и сможет ли
он ходить, я не знаю. Мы не общаемся. А брат мой – правильных убеждений.
Да и племянник не был сторонником майдана или идейным националистом. Но
раз пошел служить, принял присягу – пришлось воевать. Он сам сделал
свой выбор. Вот так война прошла прямо по нашей семье.
Вернусь к
рассказу. Приехали мы тогда в Шахтерск, проходит час, начался бой за
14-этажку, рядом с которой проходила трасса. Украинцы вышли туда, чтобы
ее перерезать. А наши бойцы, человек 400, выстроились в ряд, цепью, и
пошли в атаку.
- Но это же самоубийство. Был приказ?
- Да.
Был приказ. А как иначе мы могли отбить укров? Правда, привезли с собой
пару минометов – они хорошо нас поддержали. Наших ребят из этой атаки
не вернулось человек 150, одни погибли, другие получили тяжелые ранения.
А остальные пошли дальше, к границе, так начиналась операция
«Иловайский котел». Мы же остались в Шахтерске – держать Дорогу жизни,
по которой тогда эвакуировались мирные жители. Остановились в лесочке,
окопались. Комбат говорил: «Ребята, окапывайтесь, не жалейте себя».
Правильный совет нам дал. Это многим впоследствии спасло жизни. Как-то
утром мы завтракали метрах в четырех от окопа. И вдруг – визг. Я
понимаю, что-то сейчас будет, но сделать ничего не успеваю. Мина упала
метрах в двадцати. Повезло. Вторая упала ближе. Но мы уже прыгнули в
окопы. И начался массированный обстрел. Украинцы точно знали, где мы
находимся, и били кучно – я насчитал 32 мины 120-го калибра.
- Откуда они могли знать ваше расположение?
-
Мы находили и телефоны возле позиций, и маячки, да и людей вокруг
немало всяких крутилось, и сочувствующих нам, и откровенных предателей.
-
Говорят, что маячки, которые наводят артогонь – это выдумки, потому что
есть, дескать, более эффективные средства наведения и корректировки
артогня: спутники, карты ГУГЛ.
- Тогда, в 14-м, американские
спутники еще не работали для ВСУ. Так что они стреляли чаще всего по
маячкам, которые служили ориентиром. Их обычно подбрасывают к цели в
количестве три штуки – для пристрелки, корректировки и точного
попадания.
Били по нам в тот день с юга. Это до их первого
«перекура» я насчитал 32 мины. А потом и считать перестал. И первый
300-й был в тот день у нас. Тяжелая контузия. Я еле довел парня:
белый-белый, совсем безжизненный. Потом он весь день лежал во время
обстрела под трубой, в окопчике, который мы вместе с двумя новобранцами
копали всю ночь. Новобранцы были местными парнями, они пришли без
оружия, в гражданском, решили воевать с нами. Один из пришедших на
помощь добровольцев потом даже стал начштаба нашего батальона.
На
следующий день нас долбили уже с двух сторон – и с севера, и с юга. К
обеду вторых суток мы с бойцами переместились в подвал заброшенного
дома. Расположен он был так, что минимально попадал под обстрел. На
входе оборудовали баррикаду, выставили «глаза». Хорошие были бойцы, хотя
и необученные. Здесь мы выдержали многое. Был и прорыв. Стояли мы тогда
еще в окопах, на перекрестке, на самом кольце. Слева у нас – пулеметное
гнездо, справа танчик стоит в кустах, только ствол виден, и направлен
он прямо на дорогу. Артподготовка ВСУ накануне атаки продолжалась часа
три и уже с трех сторон. И САУ били, и минометы долбили нас.
Долбили-долбили-долбили. Такой мощный огневой шквал был, думал, вряд ли
кто выживет. Спасали окопы. Потом мы поняли их тактику: под прикрытием
своего огня противник идет на нас, а когда остается метров сто, огонь
прекращается – и они вот уже тут, рядом.
Так вот, днем, открыто,
три украинских БМП идут по дороге со стороны исполкома. А с ними человек
70-80 пехоты. Идут прямо на наш танчик. Начала боя я не видел, сидел в
окопе. Вдруг ударил наш танк. Вижу, одна вражеская «бэшка» развороченная
уже горит, у второй «бэшки» искорежена гусля (гусеница – прим. авт.).
Такой меткий наш танкист был: одним выстрелом две «бэхи» покрошил.. А
третью «бэшку» украинцы бросили и начали по посадкам разбегаться. Ну а
мы не растерялись. Взяли и пленных.
Много странного мы тогда
видели. Запах от тел погибших украинских солдат стоял, как от трупов в
морге, – будто формалином накачали. Несмотря на жару, их тела почему-то
практически не разлагались, не гнили, но отдавали какой-то смесью
лекарственных препаратов, как в больнице или аптеке. Больше я никогда с
такими загадочными случаями не сталкивался, поэтому и запомнил.
Был
такой эпизод. Взяли пленного. Ему большой палец на правой ноге оторвало
почти до самой пятки. Еще в нем было четыре пулевых и несколько
осколочных ранений. На месте ранений – гематомы, а крови нет вообще,
свернулась. Возможно, украинских вояк чем-то накачали перед боем, потому
что органами своих же «побратимов» они торговали тогда вовсю, направо и
налево.
Пролетала над нами и украинская «сушка». Вот это страх.
Летела она на дозвуковой скорости и на бреющем полете. И такой звук –
уши вянут. Наши ПЗРК работали в сумасшедшем темпе: били и били. Все
смотрели в небо. Вдруг видим, вторая «сушка» появилась. Огонь
переключился на нее. Казалось, это длится целую вечность, но пролетел
только миг: еще залп, попадание и уже спускаются два парашюта со сбитой
«сушки». Настолько быстро все произошло. До сих пор помню наш восторг и
ликование. Одного украинского пилота потом возле Енакиево поймали, его
порывом ветра аж туда отнесло.
В те горячие дни в Шахтерск
приезжал Александр Захарченко. Я считаю, что он – достойный воин. Крест
за Шахтерск он получил не зря. И всегда говорил: «Берегите людей».
После
возвращения на базу в Донецк я узнал, что формируется
инженерно-саперная рота. До войны работал строителем, поэтому был
уверен, что смогу освоить и саперное дело. Мы в то время варили ежи и
устанавливали их в местах возможного прорыва вражеской техники, строили
блиндажи. Потом стал учиться саперному делу.
- То есть, осваивать новую специальность пришлось на ходу: разбираться в типах мин, способах их обезвреживания?
-
Есть танковые и пехотные мины. Пехотные делятся на фугасные и
осколочные. МОН – это мина осколочная направленная. Число (от 50 до200)
при МОН означает метраж поражения. МОН 50 – это мина, поражающая на
расстоянии 50 метров. МОН 90 – это сила. В ней 2400 поражающих
элементов, 120 градусов разлет на расстояние 90 метров. Есть и другие
мины, например, «сотка», она метров с пяти может пробить БМП своей
массой осколков. Или противотанковая мина ТМ-3, килограммов пятнадцать
весит. Когда идет танк или тяжелая машина, сейсмодатчик ловит сигнал и
включает инфракрасный луч, который в свою очередь включает тактический
датчик. Поражающие элементы в мине уложены полусферой, в этом месте
образуется активное ядро – плазма, которое и поражает цель, плавя броню
толщиной в метр.
- А вам приходилось встречаться с минами иностранного производства?
-
Нет. Сталкивался только с штатными, советского образца, инженерными
боеприпасами. Других не встречал.Снаряды видел – американские,
155-миллиметровые. Так что у ВСУ есть и пушки иностранные, и много
техники, пригнанной из Восточной Европы
- Говорят, украинцы специально минируют тела погибших, в том числе собственных солдат?
-
У нас есть закон. Лежит чужой двухсотый – тело можно только сдергивать,
за ремень, за ногу. И любой незнакомый предмет надо сдергивать
специальным приспособлением, так называемой кошкой. Есть разные нюансы.
Например, отойти в другое место, а не туда, откуда удобно залечь и
тянуть, ведь на удобном маршруте может быть поставлена мина на сапера,
который идет обезвреживать.
- Как обычно происходит минное траление?
-
Если объяснять просто, то так: залег в окопчике, закинул «кошку» метров
на тридцать, например, и тащишь ее. Мина – жах! И осколки над головой
прошли. Все, одна есть.
- Приходилось ли сталкиваться с нестандартными ситуациями?
-
На линии западного фронта воевали год, устанавливали минное заграждение
для наших позиций. Но логика пехоты такова: пусть саперы нас закроют, и
я буду жить беззаботно. Это в корне неправильно, потому что
расслабляться нельзя в любом случае. Так вот, приезжаем, перекрыли все
подходы, прикрыли надежно. А потом вызывают нас и говорят: все
повзрывалось. Как так? Приехали мы в срочном порядке, и нашли пластик с
вкрученными в него шурупами с двух сторон. Выяснилось, что украинцы
прикрепляли эту пластину на удочку и закидывали ее, а она задевала и
срывала растяжки. Тогда даю команду: половину боеприпасов ставим на
предохранительную чеку. Обычно минер, укрывшись в окопчике, сначала
сдергивает растяжки, вот так протралишь, а уже потом начинаешь искать
фугасные мины глубокого залегания. Но и на протраленной территории может
сработать мина, стоящая на предохранительной чеке. Она устанавливается в
расчете, что сапер не ожидает взрыва, будучи уверен, что при
сдергивании растяжек все мины взорвались, идет работать дальше, и вдруг –
взрыв! Такая мина срабатывает с замедлением, это зависит от таймера,
температуры, осадков и других факторов. Но вернусь к рассказу о
противостоянии с врагом. Рядом с местом, где мы нашли пластину от
удочки, располагались сначала правосеки, потом их сменили поляки-саперы,
чтобы разминировать территорию. Еще были мусульмане-наемники, вероятно,
дудаевцы, они постоянно с черными флагами джихада ходили. Со временем
они раскусили наш секрет с предохранительной чекой – и осторожничали,
долго выжидали. Стоял противник у речки. Один берег крутой, овраг, а
внизу течет речка. И вот мы заметили, что они с того берега закидывают
свои «удочки» для траления. Мы щедро наложили на том бережку ОЗМ –
осколочных мин. Такую мину слегка прикапывают, присыпают травой,
устанавливают растяжку. Она подскакивает при взрыве на метр. Закинули
они удочку, сдернули растяжку, - а подрыв самой ОЗМ происходит высоко,
прямо у них под носом. Две с половиной тысячи поражающих элементов
разлетаются по кругу на 30 метров. Часто и следы крови там находили, и
тела, которые они не забирали. Разведчики потом рассказывали: «Ай, кто
же это сорвал нашу ОЗМочку? Кто это там лежит с автоматиком, зачем
шастал, шайтан такой-сякой, где ни попадя? Ох уж эти мины. Мда, надо
восстановить, как было». Плюс еще был, что группа диверсантов тогда
легла около десяти человек, они прямо на минное поле выскочили.
- А насколько профессиональнее их саперы?
-
Намного. На Украине хотя и развалили армию, но инженерно-саперные
войска еще очень сильны. И переставляют чужие мины, и даже выкапывают
фугасные, которые я своим ребятам выкапывать запрещаю. Мы их взрываем на
месте накладным зарядом, а они выкапывают и разминируют взведенную
мину. Более того, могут переустановить ее у наших же позиций: мол,
смотрите, какое у нас мастерство. А могут обезвреженную на бруствер
положить, похвастаться. Используют радиоуправляемые мины, которые
срабатывают от сигнала телефона или радиостанции, в общем, подготовка у
противника серьезная, не надо ее недооценивать.
- Есть информация, что у украинцев нет карт минных полей. Это верно?
-
Верно. Кем, что и как было поставлено даже год назад, неизвестно. У нас
сейчас почти не ставятся мины – запрещено, чтобы исключить фактор
подрыва своих. Я знаю случай, когда человек не обратил внимания на
табличку «Мины», прошел мимо и подорвался. Лишился ноги, но уже ходит на
протезе. Я бы настоятельно советовал людям быть предельно
внимательными, не ходить в потенциально опасных местах, да и в знакомой
местности оставаться всегда бдительными. Водителям надо помнить, что
обочины практически всегда заминированы, поэтому лучше на них не
съезжать нигде. Все помнят, сколько было случаев на украинской
территории подрывов машин и автобусов именно при попытке съехать на
обочину. Особенно осторожными надо быть людям, живущим в прифронтовой
полосе, где зеленая зона буквально нафарширована смертоносными
боеприпасами всех типов.
- Какие еще меры безопасности должен соблюдать гражданский человек?
-
Ходить только по асфальту. Есть мины-ловушки разгрузочного действия, в
них грамм 80 тротила. На них лежит груз, когда груз убирается, такие
мины взрываются.
- А какие предметы чаще всего используются в качестве груза?
-
Рожок, ВОГ, да что угодно. Именно поэтому категорически нельзя ничего
поднимать с земли, под предметом может находиться мина. Хотелось бы этот
призыв донести до беспечных мирных граждан и особенно детей и
подростков, чтобы родители им внушили: ни в коем случае не поднимайте
ничего с земли, ведь даже под вещью мирного назначения может оказаться
смертельная ловушка.
- В чем разница между армейскими саперами и МЧС?
-
МЧС трудятся на гражданских объектах, осуществляют подрыв найденного
боеприпаса. Они утилизируют то, что не разорвалось. Конечно, если снаряд
торчит в доме, его, по возможности, достают и вывозят. А армейские
саперы находятся на передовой. Без нашей предварительной работы новая
часть обычно на позиции не заходит. Мы обязательно делаем «дорожки», по
которым ходить безопасно. Идем и перед связистами, когда они
прокладывают линию связи. Мои ребята постоянно выходят на линию фронта,
под обстрелы, под пулеметы, в том числе, туда, где до врага всего сто –
двести метров.
- Разминирование лесов, посадок, полей после Отечественной войны продолжалось в Донбассе до сих пор.