28.08.16. Материал от ИА "Новороссия".
"Чем быстрее вы друг друга перебьете, тем нам будет комфортнее". «Война изменила все»: беженцы с Украины о том, почему они не вернутся. За два с половиной года с момента госпереворота на Украине в Россию бежали более миллиона граждан этой страны. Мы поговорили с некоторыми из них и узнали, как сейчас складывается их жизнь, и почему они не собираются возвращаться обратно.
Мария
Откуда бежала: Константиновка, Донецкая область
Куда: Томск
Там действительно братоубийственная война. Танки ездили по улице. Стреляли из «Градов», автоматов, в людей. Я это видела и слышала. За два года до войны уже начался национализм: были нововведения в школах, напечатали новые учебники по истории. Там извратили вплоть до того, что в 1945 году Украина победила, а не СССР, и это они весь мир спасли. Когда в июле 2014 года отцу пришла повестка на фронт, мать решила, что не отпустит его. Через две недели мы уехали в Томск – у нас там были знакомые, которые нас приютили. Через месяц родители нашли работу, и мы сняли жилье. Мама устроилась по профессии: воспитателем детского сада. На родине оставался мой парень, будущий муж. Ему пришли две повестки. Он последовал за мной и довольно быстро нашел работу по специальности – высококвалифицированного рабочего. Я доучиваюсь – получаю то же образование, которое получала на Украине. Когда я приехала в Томск, мне казалось, что это мегаполис. Все эти высотки, автобусы – я была как человек из деревни. Менталитет ничем не отличается. Такие же общительные люди. Пришлось привыкать к климату: тут более суровые зимы. Сначала государство выделило нам 6 тысяч рублей на человека, но квартира стоила в два раза дороже. Сейчас не помогает никто. Оформляем РВП (разрешение на временное проживание). Нужно множество справок, срок годности которых один месяц. Пройти медкомиссию стоит 8 тысяч рублей (мы получаем 20 тысяч). У мужа временное убежище, он до сих пор не может сделать документы, потому что нет квот. Если временное убежище отменят, его придется депортировать в течение 10 дней на Украину. Нам некуда возвращаться. Мы сдаем дом в аренду, потому что, если там никто не будет жить, его разнесут по кирпичам. Те мои друзья, кто остался на Украине, поддерживают наше решение уехать в Россию.
Алиса
Откуда: Луганск
Куда: Санкт-Петербург
Когда я сюда ехала, меня пугали пропагандой. Но что-то подобное – флаги, например – я видела пару раз: 9 мая и на день города. Никто этим не щеголяет, не кичится, не кричит политических слоганов. Это очень приятно. Дома я видела марширующую колонну «Правого сектора» (запрещенная в РФ организация) – зрелище ужасное. Был момент, когда война только началась, я работала в отеле в Турции. Меня встретили россияне, которые узнали, откуда я, и было видно, что они действительно переживают. Рядом оказалась дама, которая сказала: «Чем быстрее вы друг друга перебьете, тем нам будет комфортнее». Это отняло у меня дар речи. Оказалось, что она из Киева. Это одна из причин, почему я не хочу возвращаться домой. Я жила в Киев полтора месяца, там у меня много друзей. Когда узнавали, откуда я, смотрели либо с жалостью, либо с отвращением. Столкнулась с нежеланием сдать квартиру, трудоустроить меня, мотивируя тем, что «вы с Донбасса, ненадежные». Чтобы ладить с киевлянами, нужно было ходить с поникшей головой, не афишировать, откуда ты приехал.
Мне кажется, это феерическое искусство пропаганды: Геббельс бы позавидовал. Расколотым народом, который озлоблен, легче управлять. Но это ситуация развивалась давно: со времен «оранжевой революции» 2004 года. Я очень плохо реагирую на воздушную тревогу и салют. Это посттравматический синдром. Если вижу салют – то мне комфортно. Если слышу только взрывы – начинаются панические атаки. Появляются слезы, становится тяжело дышать. Некоторые думают, что это игра на публику. Раньше я поправляла иностранцев, которые меня называли русской. Объясняла, что Россия и Украина – это разные страны. Я до сих пор люблю Украину: у нас очень красивый язык, культура, обычаи, традиции. Но то наваждение, которое охватило жителей страны сейчас, разочаровывает. Я просто знаю, кто выходил с оружием и кто стрелял. Возвращаться некуда. Война изменила все.
Ирина
Откуда: Мариуполь, Донецкая область
Куда: Ростов-на-Дону
Я по национальности украинка. До Майдана у меня была гордость за свою страну. Я учила с ребенком украинские песни. Но после Майдана началось помешательство. Ко мне вдруг начали ходить соцслужбы. Настаивали, чтобы я водила ребенка на уроки «социальной адаптации», так как он у меня на домашнем обучении. Когда мы пришли, я ужаснулась. В форме сказок ребенку рассказывали историю Украины – такую чушь, которая в голове не укладывается. Бандера там был хорошим дядей, а Россия – плохой страной. Бандера вытащил за волосы мою прабабку и расстрелял. Какой он герой, если в моей семье он бандит? Это меня возмутило. К тому же организаторы заставляли ребенка говорить на украинском и напугали его тем, что, если он не будет этого делать, меня посадят в тюрьму. Это было очень странно, такая агрессия. Мы начали искать способы уехать. Нашли программы по переселению соотечественников в Россию, но не надеялись, что помогут. Когда рвануло на востоке, Донецк разбомбили, стали приезжать миллионы беженцев. Над нами жила семья, дети в которой кричали по ночам после увиденного. Мы собрали вещи, взяли ребенка, собаку, двух котов и не знали, куда податься. Тут нам предложили переехать в Ростов-на-Дону. Нам с украинскими документами, без РВП, очень повезло с людьми: помогли с регистрацией и работой за неделю. Профессия моего мужа – электрик – была здесь нужна. Везде шли навстречу: выдавали аванс на работе, арендодатели приняли нас с животными и подождали, пока появятся деньги. Я безумно им благодарна. Государство выделило деньги, чтобы мы оформили РВП. Мы не живем так, как жили в Украине, но денег мужа хватает. Я даже не чувствую, что в другой стране: тут постоянно слышу одесский говор. Обратно я не хочу. Власти держат людей в постоянном страхе. Случилось какое-то буйное массовое помешательство на тему того, что Россия напала на Украину. Все начали петь «Москаляку на гилляку». Я не узнавала своих знакомых. Думаю, у нас такое разное отношение к происходящему, потому что я никогда не смотрела и не смотрю телевизор. Я полагаюсь только на то, что видела сама. Когда я была в Мариуполе, я видела, с какой стороны стреляют. Это была не Россия. Свои стреляли в своих. Когда я уезжала, мой папа практически постоянно сидел «под» телевизором и начал меня называть чуть ли не предателем родины. Мы выключили на пару недель телевизор, и все стало нормально: папа извинился, попрощался.
Галина
Откуда: Мариуполь, Донецкая область
Куда: Иркутск
Когда начались события на Майдане, нам позвонили из паспортного отдела и сказали, что СБУ проверяет всех граждан России. Мой муж русский. Через неделю пришел курьер с письмом из СБУ. Муж расписался, что через три дня покинет территорию Украины. Якобы как сепаратист. Я и четверо наших детей не рискнули оставаться без отца. На последнем блокпосту на нас выскочили с автоматами трое военных. Решили, что мы русские сепаратисты, которые едут на Украину. Водитель ответил, что мы едем со стороны Мариуполя. Нас пропустили. Спецрейсом нас доставили в Иркутск. Здесь непривычный климат. Были проблемы с ФМС. Но нам с мужем удалось устроиться на работу. По телевизору показывали, что мы получаем 800 рублей в день, но нам денег не выдавали. Очень помогали местные жители: кто-то приносил еду и одежду, а кто-то и деньгами помог. Моя сестра уехала в Киев. Там отношение жуткое к тем, кто с Донбасса. Квартиры не сдают тем, у кого прописка в Луганске или Донецке. Не берут на работу. Она работает медпредставителем в той же компании, что работала дома несколько лет, но на других условиях. А наши родственники из Украины вообще не отвечают на поздравления по СМС, хотя на протяжении всех этих лет мы отмечали вместе все праздники. Когда война только начиналась, мне встретились в городе двое солдат с оружием. Я спросила: «Ребята, вам не страшно стрелять в людей на площадях?» Один, который был из Днепропетровска, сказал, что не сможет. А второй парень, который был из Западной Украины, ответил на украинском: «Мне все равно. Куда покажут пальцем, туда и буду стрелять». Мне стало страшно. Никто из местных не хотел войны. Я боюсь увидеть город в том виде, который сейчас. Когда я увидела на видеозаписях боевые действия, у меня слезы шли градом. В тех местах, где шли боевые действия, черная выжженная земля, как в Чернобыле. Мне кажется, те люди, которые сейчас у власти, вообще не думают головой.
Николай
Откуда: Красный Луч, Луганская область
Куда: Мирный
Мы приехали в Якутию в ноябре 2014 года. Здесь у меня живет двоюродный брат. Уехали, так как опасались за свои жизни. Не было условий для существования (воды, лекарств, продуктов питания). Работы тоже не стало. Я простой рабочий, моей дочке три года. Война не для меня. Многие мои друзья пошли в ополчение, но непонятно было, за кого воевать. Первые три месяца мы жили у брата. Потом я нашел работу по профессии в Мирном – я шахтер-проходчик горизонтальных и наклонных горных выработок. Сам я общителен, и привыкнуть к северу и местным людям было легко. Мне советы многих очень помогали: я даже не думал, что валенки могут спасти от обморожения. Мы получили статус временного убежища. Хотели вступить в программу переселения, но, к сожалению, нам отказали, мотивировав тем, что она не работает. РВП также не дают, так как нет квот. Однако она появится, если заплатить не менее 50 тысяч рублей адвокату, который продвигает твое личное дело в УФМС. Для этого нужно самостоятельно оформить пакет документов: медицинский обход стоит 8236 рублей, сертификат на знание русского языка – 12000 рублей, госпошлина – 2400 рублей. Я не говорю об очередях и халатном отношении работников УФМС Мирного. Они часто не отдают документы в срок, из-за чего есть риск остаться без работы.
Если временное убежище не продлят в этом году, то нам придется ехать домой. У меня остались знакомые на Украине, которые сочувствуют моей ситуации, но в целом на родине неадекватное отношение к жителям Донбасса. Я всегда считал себя русским. Мои предки из Воронежской области. Однако для граждан России я и моя семья – «хохлы». Мне очень жаль людей Донбасса, которые остались без семей, жилья, калеками. Считаю, что при нынешней украинской власти диалог не наладится и возврата в состав Украины не будет. Надеюсь, что Россия признает республики. Хотя бы частично.
Правовой аспект
Как рассказала РИА Новости Марина Лексина, координатор проекта в комитете «Гражданское содействие» и консультант по миграции, права украинских беженцев постоянно нарушались. В июле 2014 года правительство выпустило постановление о том, чтобы давать украинцам убежище за три дня и содействовать переселению в другие регионы, где есть так называемые квоты. Однако многие миграционные органы на местах интерпретировали это постановление правительства как повод отказывать при обращении за убежищем. Это незаконно, поскольку закон о беженцах гласит о том, что обратиться за убежищем человек может там, куда прибыл. Кроме того, люди не получали содействия на местах. Статус беженца получили только те, кто служил в прокуратуре, батальоне «Беркут», силовых ведомствах. Вскоре они получили и российское гражданство. Обычным жителям восточной Украины было затруднительно получить даже временное убежище: «У нас была заявительница, которой не дали доступа обратиться за убежищем. Это была мать погибшего в Доме профсоюзов в Одессе. Она дала интервью одному телеканалу. После чего ее стали преследовать правоохранительные органы Украины. Она была вынуждена бежать. Но в московской миграционной службе на Кирпичной, 32, ей даже не дали рассказать причину обращения. В итоге женщина перестала на что-либо надеяться». Однако временное убежище, которое дает право на работу в определенном регионе, украинским беженцам получить все же проще, чем, например, сирийцам. Скорее всего, этот статус украинцам все же продлят: война на их родине не закончена".
"Чем быстрее вы друг друга перебьете, тем нам будет комфортнее". «Война изменила все»: беженцы с Украины о том, почему они не вернутся. За два с половиной года с момента госпереворота на Украине в Россию бежали более миллиона граждан этой страны. Мы поговорили с некоторыми из них и узнали, как сейчас складывается их жизнь, и почему они не собираются возвращаться обратно.
Мария
Откуда бежала: Константиновка, Донецкая область
Куда: Томск
Там действительно братоубийственная война. Танки ездили по улице. Стреляли из «Градов», автоматов, в людей. Я это видела и слышала. За два года до войны уже начался национализм: были нововведения в школах, напечатали новые учебники по истории. Там извратили вплоть до того, что в 1945 году Украина победила, а не СССР, и это они весь мир спасли. Когда в июле 2014 года отцу пришла повестка на фронт, мать решила, что не отпустит его. Через две недели мы уехали в Томск – у нас там были знакомые, которые нас приютили. Через месяц родители нашли работу, и мы сняли жилье. Мама устроилась по профессии: воспитателем детского сада. На родине оставался мой парень, будущий муж. Ему пришли две повестки. Он последовал за мной и довольно быстро нашел работу по специальности – высококвалифицированного рабочего. Я доучиваюсь – получаю то же образование, которое получала на Украине. Когда я приехала в Томск, мне казалось, что это мегаполис. Все эти высотки, автобусы – я была как человек из деревни. Менталитет ничем не отличается. Такие же общительные люди. Пришлось привыкать к климату: тут более суровые зимы. Сначала государство выделило нам 6 тысяч рублей на человека, но квартира стоила в два раза дороже. Сейчас не помогает никто. Оформляем РВП (разрешение на временное проживание). Нужно множество справок, срок годности которых один месяц. Пройти медкомиссию стоит 8 тысяч рублей (мы получаем 20 тысяч). У мужа временное убежище, он до сих пор не может сделать документы, потому что нет квот. Если временное убежище отменят, его придется депортировать в течение 10 дней на Украину. Нам некуда возвращаться. Мы сдаем дом в аренду, потому что, если там никто не будет жить, его разнесут по кирпичам. Те мои друзья, кто остался на Украине, поддерживают наше решение уехать в Россию.
Алиса
Откуда: Луганск
Куда: Санкт-Петербург
Когда я сюда ехала, меня пугали пропагандой. Но что-то подобное – флаги, например – я видела пару раз: 9 мая и на день города. Никто этим не щеголяет, не кичится, не кричит политических слоганов. Это очень приятно. Дома я видела марширующую колонну «Правого сектора» (запрещенная в РФ организация) – зрелище ужасное. Был момент, когда война только началась, я работала в отеле в Турции. Меня встретили россияне, которые узнали, откуда я, и было видно, что они действительно переживают. Рядом оказалась дама, которая сказала: «Чем быстрее вы друг друга перебьете, тем нам будет комфортнее». Это отняло у меня дар речи. Оказалось, что она из Киева. Это одна из причин, почему я не хочу возвращаться домой. Я жила в Киев полтора месяца, там у меня много друзей. Когда узнавали, откуда я, смотрели либо с жалостью, либо с отвращением. Столкнулась с нежеланием сдать квартиру, трудоустроить меня, мотивируя тем, что «вы с Донбасса, ненадежные». Чтобы ладить с киевлянами, нужно было ходить с поникшей головой, не афишировать, откуда ты приехал.
Мне кажется, это феерическое искусство пропаганды: Геббельс бы позавидовал. Расколотым народом, который озлоблен, легче управлять. Но это ситуация развивалась давно: со времен «оранжевой революции» 2004 года. Я очень плохо реагирую на воздушную тревогу и салют. Это посттравматический синдром. Если вижу салют – то мне комфортно. Если слышу только взрывы – начинаются панические атаки. Появляются слезы, становится тяжело дышать. Некоторые думают, что это игра на публику. Раньше я поправляла иностранцев, которые меня называли русской. Объясняла, что Россия и Украина – это разные страны. Я до сих пор люблю Украину: у нас очень красивый язык, культура, обычаи, традиции. Но то наваждение, которое охватило жителей страны сейчас, разочаровывает. Я просто знаю, кто выходил с оружием и кто стрелял. Возвращаться некуда. Война изменила все.
Ирина
Откуда: Мариуполь, Донецкая область
Куда: Ростов-на-Дону
Я по национальности украинка. До Майдана у меня была гордость за свою страну. Я учила с ребенком украинские песни. Но после Майдана началось помешательство. Ко мне вдруг начали ходить соцслужбы. Настаивали, чтобы я водила ребенка на уроки «социальной адаптации», так как он у меня на домашнем обучении. Когда мы пришли, я ужаснулась. В форме сказок ребенку рассказывали историю Украины – такую чушь, которая в голове не укладывается. Бандера там был хорошим дядей, а Россия – плохой страной. Бандера вытащил за волосы мою прабабку и расстрелял. Какой он герой, если в моей семье он бандит? Это меня возмутило. К тому же организаторы заставляли ребенка говорить на украинском и напугали его тем, что, если он не будет этого делать, меня посадят в тюрьму. Это было очень странно, такая агрессия. Мы начали искать способы уехать. Нашли программы по переселению соотечественников в Россию, но не надеялись, что помогут. Когда рвануло на востоке, Донецк разбомбили, стали приезжать миллионы беженцев. Над нами жила семья, дети в которой кричали по ночам после увиденного. Мы собрали вещи, взяли ребенка, собаку, двух котов и не знали, куда податься. Тут нам предложили переехать в Ростов-на-Дону. Нам с украинскими документами, без РВП, очень повезло с людьми: помогли с регистрацией и работой за неделю. Профессия моего мужа – электрик – была здесь нужна. Везде шли навстречу: выдавали аванс на работе, арендодатели приняли нас с животными и подождали, пока появятся деньги. Я безумно им благодарна. Государство выделило деньги, чтобы мы оформили РВП. Мы не живем так, как жили в Украине, но денег мужа хватает. Я даже не чувствую, что в другой стране: тут постоянно слышу одесский говор. Обратно я не хочу. Власти держат людей в постоянном страхе. Случилось какое-то буйное массовое помешательство на тему того, что Россия напала на Украину. Все начали петь «Москаляку на гилляку». Я не узнавала своих знакомых. Думаю, у нас такое разное отношение к происходящему, потому что я никогда не смотрела и не смотрю телевизор. Я полагаюсь только на то, что видела сама. Когда я была в Мариуполе, я видела, с какой стороны стреляют. Это была не Россия. Свои стреляли в своих. Когда я уезжала, мой папа практически постоянно сидел «под» телевизором и начал меня называть чуть ли не предателем родины. Мы выключили на пару недель телевизор, и все стало нормально: папа извинился, попрощался.
Галина
Откуда: Мариуполь, Донецкая область
Куда: Иркутск
Когда начались события на Майдане, нам позвонили из паспортного отдела и сказали, что СБУ проверяет всех граждан России. Мой муж русский. Через неделю пришел курьер с письмом из СБУ. Муж расписался, что через три дня покинет территорию Украины. Якобы как сепаратист. Я и четверо наших детей не рискнули оставаться без отца. На последнем блокпосту на нас выскочили с автоматами трое военных. Решили, что мы русские сепаратисты, которые едут на Украину. Водитель ответил, что мы едем со стороны Мариуполя. Нас пропустили. Спецрейсом нас доставили в Иркутск. Здесь непривычный климат. Были проблемы с ФМС. Но нам с мужем удалось устроиться на работу. По телевизору показывали, что мы получаем 800 рублей в день, но нам денег не выдавали. Очень помогали местные жители: кто-то приносил еду и одежду, а кто-то и деньгами помог. Моя сестра уехала в Киев. Там отношение жуткое к тем, кто с Донбасса. Квартиры не сдают тем, у кого прописка в Луганске или Донецке. Не берут на работу. Она работает медпредставителем в той же компании, что работала дома несколько лет, но на других условиях. А наши родственники из Украины вообще не отвечают на поздравления по СМС, хотя на протяжении всех этих лет мы отмечали вместе все праздники. Когда война только начиналась, мне встретились в городе двое солдат с оружием. Я спросила: «Ребята, вам не страшно стрелять в людей на площадях?» Один, который был из Днепропетровска, сказал, что не сможет. А второй парень, который был из Западной Украины, ответил на украинском: «Мне все равно. Куда покажут пальцем, туда и буду стрелять». Мне стало страшно. Никто из местных не хотел войны. Я боюсь увидеть город в том виде, который сейчас. Когда я увидела на видеозаписях боевые действия, у меня слезы шли градом. В тех местах, где шли боевые действия, черная выжженная земля, как в Чернобыле. Мне кажется, те люди, которые сейчас у власти, вообще не думают головой.
Николай
Откуда: Красный Луч, Луганская область
Куда: Мирный
Мы приехали в Якутию в ноябре 2014 года. Здесь у меня живет двоюродный брат. Уехали, так как опасались за свои жизни. Не было условий для существования (воды, лекарств, продуктов питания). Работы тоже не стало. Я простой рабочий, моей дочке три года. Война не для меня. Многие мои друзья пошли в ополчение, но непонятно было, за кого воевать. Первые три месяца мы жили у брата. Потом я нашел работу по профессии в Мирном – я шахтер-проходчик горизонтальных и наклонных горных выработок. Сам я общителен, и привыкнуть к северу и местным людям было легко. Мне советы многих очень помогали: я даже не думал, что валенки могут спасти от обморожения. Мы получили статус временного убежища. Хотели вступить в программу переселения, но, к сожалению, нам отказали, мотивировав тем, что она не работает. РВП также не дают, так как нет квот. Однако она появится, если заплатить не менее 50 тысяч рублей адвокату, который продвигает твое личное дело в УФМС. Для этого нужно самостоятельно оформить пакет документов: медицинский обход стоит 8236 рублей, сертификат на знание русского языка – 12000 рублей, госпошлина – 2400 рублей. Я не говорю об очередях и халатном отношении работников УФМС Мирного. Они часто не отдают документы в срок, из-за чего есть риск остаться без работы.
Если временное убежище не продлят в этом году, то нам придется ехать домой. У меня остались знакомые на Украине, которые сочувствуют моей ситуации, но в целом на родине неадекватное отношение к жителям Донбасса. Я всегда считал себя русским. Мои предки из Воронежской области. Однако для граждан России я и моя семья – «хохлы». Мне очень жаль людей Донбасса, которые остались без семей, жилья, калеками. Считаю, что при нынешней украинской власти диалог не наладится и возврата в состав Украины не будет. Надеюсь, что Россия признает республики. Хотя бы частично.
Правовой аспект
Как рассказала РИА Новости Марина Лексина, координатор проекта в комитете «Гражданское содействие» и консультант по миграции, права украинских беженцев постоянно нарушались. В июле 2014 года правительство выпустило постановление о том, чтобы давать украинцам убежище за три дня и содействовать переселению в другие регионы, где есть так называемые квоты. Однако многие миграционные органы на местах интерпретировали это постановление правительства как повод отказывать при обращении за убежищем. Это незаконно, поскольку закон о беженцах гласит о том, что обратиться за убежищем человек может там, куда прибыл. Кроме того, люди не получали содействия на местах. Статус беженца получили только те, кто служил в прокуратуре, батальоне «Беркут», силовых ведомствах. Вскоре они получили и российское гражданство. Обычным жителям восточной Украины было затруднительно получить даже временное убежище: «У нас была заявительница, которой не дали доступа обратиться за убежищем. Это была мать погибшего в Доме профсоюзов в Одессе. Она дала интервью одному телеканалу. После чего ее стали преследовать правоохранительные органы Украины. Она была вынуждена бежать. Но в московской миграционной службе на Кирпичной, 32, ей даже не дали рассказать причину обращения. В итоге женщина перестала на что-либо надеяться». Однако временное убежище, которое дает право на работу в определенном регионе, украинским беженцам получить все же проще, чем, например, сирийцам. Скорее всего, этот статус украинцам все же продлят: война на их родине не закончена".
