21.12.16. Фронтовая заметка от военного обозревателя Евгения Норина (издание "Спутник и Погром").
"Бои вокруг Дебальцево: что происходит прямо сейчас? Слухи о возобновлении активных боевых действий в Донбассе ходят почти непрерывно. Не проходит и недели, чтобы в прессе и соцсетях не появились сообщения о передвижении войск к линии фронта, о подтягивании артиллерии, о том, что не за горами новая кампания. Однако дни сменяются днями, а новой сшибки всё нет. «Война возобновится, когда растает снег. Когда наступит лето. После очередного заседания очередной комиссии. Операция начнется через пару недель, чтобы успеть провести ее до распутицы. Она начнется, когда начнутся заморозки. Когда пройдут морозы. Когда растает снег». Каждый раз эти прогнозы оказываются неправдой, и каждый раз переносятся на более отдаленный срок. Тем не менее боевые действия продолжаются, и вокруг Дебальцево действительно до сих пор идут бои. Что, собственно, происходит?
Борьба за нейтралку
Со времён схватки за Дебальцево в начале 2015 года линия противостояния в Донбассе окончательно превратилась в аналог Западного фронта Первой мировой на современном техническом уровне. Ополчение остается на подступах к Мариуполю, украинцы стоят на позициях у окраин Донецка и Горловки и почти вплотную к Луганску. Перемирия, что бы там ни говорили, дают некоторый эффект в смысле уменьшения плотности обстрела населенных пунктов. Однако каждый день приносит по несколько убитых и раненых. Между тем стрельба на нейтральной полосе — это не только вооруженные провокации, разведка и прощупывание позиций друг друга от скуки. Война не прекратилась, просто приняла новый облик.
Перестрелка на окраине Донецка, 2016 год
Одна из специфических черт войны в Донбассе — широкая нейтральная полоса. Овладение некоторыми ее объектами может дать серьезное преимущество «царю горы», но, разумеется, вызовет нервную реакцию противника. С другой стороны, в зоне досягаемости для артиллерийских ударов находится критическое количество объектов, в том числе гражданских. В основном это касается ополчения: при желании ВСУ могут обстреливать почти любую точку Донецка, Горловки или Луганска. Однако и украинцы не могут чувствовать себя абсолютно спокойно — вспомнить хоть обстрел тяжелыми РСЗО штаба силовой операции в Краматорске. К тому же обе стороны прекрасно понимают шаткость перемирия и стараются максимально улучшить позиции для вполне вероятной будущей схватки.
В итоге относительно спокойное стояние со спорадическими обстрелами регулярно прерывается кровавыми стычками. Так, летом 2015 года ополчение попыталось отодвинуть линию фронта от Донецка, взяв штурмом западный пригород своей столицы, Марьинку. Короткая жестокая мясорубка с тяжелыми потерями не привела ни к каким серьезным результатам, хотя стоила обеим сторонам десятков убитых и раненых, а в Донецке погибло до двадцати мирных жителей. Подобные позиционные столкновения, конечно, никогда не достигали размаха летних боев 2014 года, но каждое из них могло стоить сторонам серьезной крови, особенно если учесть, что воюют в Донбассе не слишком многочисленные армии. Тем не менее в среднем от этих стычек больше выигрывают ВСУ. С одной стороны, у них выше запас прочности. У украинцев просто в разы больше людей, поэтому равные потери сказываются на них меньше. С другой, инициатива скорее в руках противника. Наблюдатели ОБСЕ по очевидным причинам охотнее фиксируют нарушения со стороны ополченцев, а ВСУ располагают более значительными свободными силами для своих операций. Поэтому за прошедшие месяцы обстановка скорее медленно ухудшалась. Украинцы постепенно улучшают свои позиции, отбирая куски нейтральной полосы. Конечно, это сугубо тактические успехи и неудачи, но совокупный результат не может не тревожить.
Однако монополии на неудачные наступления нет ни у кого. В частности, уже в июне 2016 года провалилась атака ВСУ в районе Дебальцево. После крупного сражения украинские войска отступили к небольшому выступу в районе Светлодарска, откуда и предприняли атаку.
Светлодарский выступ имеет довольно серьезное значение. Оттуда менее 15 километров до самого Дебальцево, которое, в свою очередь, — ключевая железнодорожная станция всей Новороссии между Донецком и Луганском. Теоретически из этого выступа можно также угрожать фланговым охватом Горловке. Ополчение заинтересовано в его уничтожении, ВСУ — в продвижении дальше на юго-восток.
Теперь ситуация повторилась. Утром 18 декабря под Светлодарском началась крупная перестрелка. По данным ОБСЕ, обе стороны выпустили примерно по 700 гаубичных снарядов, после чего ВСУ начали атаку довольно крупными силами, как предполагается, не менее батальона. Целью наступления стала небольшая лесополоса и холм в окрестностях Дебальцево. Эта операция ощутимо выходила за пределы обычного боя на нейтралке: перед линией фронта были замечены даже вертолеты (предположительно, для эвакуации раненых). Наступление вели в основном части 54-й бригады ВСУ. Это одно из свежих соединений, сформированное в декабре 2014 года. Бригада выводилась с фронта в 2015 году, и вернулась недавно. Теперь ее использовали для попытки прорыва фронта. Ядро атакующих сил составила усиленная рота с бронетехникой под прикрытием артиллерии. По сообщениям с мест, все происшедшее стало собственной инициативой командования 54-й бригады. С нашей стороны стояли части 7-й бригады ДНР, сформированной в 2014 году на основе выведенных из Славянска подразделений.
Части ВСУ сумели продвинуться вперёд в «серой зоне» перед опорными пунктами ВСН у Калиновки, при этом им, судя по всему, удалось занять небольшой опорный пункт «Кикимора», защищавшийся, по украинским данным, не более чем десятком ополченцев. Донбассовцы, по их словам, отошли, чтобы дать возможность работать собственной артиллерии — и, судя по развитию событий, это правда. На этом продвижение резко замедлилось: украинские подразделения попали под перекрестный огонь, в частности, из лесополосы во фланг. Как оказалось, украинцы не обнаружили несколько минометных и пулеметных позиций, и оказались на захваченном «опорнике» под ударами со всех сторон без возможности закрепиться. В итоге наступавшие части откатились на исходные позиции, провожаемые минометными залпами. Официально украинская сторона сообщила о 5 погибших и пропавшем без вести (скорее всего, этот солдат попал в плен), неофициально речь идет даже о 25 убитых. По словам ополченцев, несколько погибших до сих пор лежат на нейтральной полосе из-за интенсивного обстрела. Сами ополченцы потеряли, по собственным данным, двоих погибшими и двоих пропавшими. Конкретные цифры, впрочем, могут еще много раз измениться. Однако похоже, что 54-й бригаде особенно нечем хвастаться: была захвачена простреливаемая с нескольких сторон позиция, на которой украинские военные оказались под огнём без укрытий. Некоторое время реляции носили даже панический характер: «отрезали!» В итоге украинский волонтер Юрий Касьянов мрачно заметил: «Все, к чему прикасается Генеральный штаб, превращается в Иловайск».
Бои под Дебальцево — иллюстрация обычной проблемы позиционной войны. Вышедшие из окопов ударные группы оказываются беззащитны перед огнем артиллерии, и даже полевая оборона требует больших усилий для взлома. Учитывая, что авиацию обе стороны задействовать как следует не могут, подобные атаки очень редко могут привести к значимому успеху.
Война без конца, мир без начала
За время позиционной войны облик обеих противостоящих армий серьезно изменился. Ополчение постепенно приблизилось к регулярной армии в том, что касается единообразия подготовки и оснащения. «Обригаживание» имеет свои положительные стороны. Харизматичные командиры первой волны потеряли кто влияние, кто жизнь, однако не следует думать, что нынешние комбаты и комбриги — какие-то бездари. Негласное российское вмешательство привело к появлению в ВСН большого количества офицеров, неплохо разбирающихся в войне как технологическом процессе. Отметим, что если хороший ротный командир может быть самородком, то командир фронтовой бригады — это высококлассный специалист, который за два года из низов не поднимется. К тому же контрразведке удалось в значительной мере решить проблему откровенных преступников, выдававших себя за ополченцев, или даже реально входивших в структуры ополчения в 2014-м. Выдавливание пассионарных солдат и командиров из ополчения и попытки сделать из них бойцов регулярной армии оказалось палкой о двух концах. Нынешние формирования ЛДНР как минимум лучше управляемы и лучше оснащены, чем прежняя вольница.
Технически ВСУ уже не могут легко давить ополченцев массой снарядов, как в 2014 году: бригады ополчения неплохо вооружены, в том числе тяжелой артиллерией, и навстречу прилетит сравнимое количество стали. Однако ополчение, что очень скверно, остается крайне неоднородным по уровню боевых возможностей. Во многом это вопрос субъективных факторов, в частности, энергии и профессионализма военных советников на местах. Зачастую даже внутри одного соединения уровень подготовки отличается радикально. «Самоходчики работают отлично, гаубицы — могут, когда захотят, „Грады“ — этим лучше даже не давать стрелять», — описывает положение в родной бригаде офицер-артиллерист. Огромная проблема состоит в том, что постепенно произошел отток массы людей с боевым опытом. Бойцы частью вернулись в Россию, частью оставили службу, кто-то погиб, и в результате ветераны не то что Иловайска, но и Дебальцева не составляют большинства. Сюда можно прибавить общеизвестные проблемы с техническим состоянием вооружения и экипировки: не вся техника может завестись и двинуться в бой. Никуда не делись также проблемы со вспомогательной техникой, оборудованием, включая самое простое, экипировкой. Наконец, ополчение как было, так и остается сугубо добровольческим формированием. Это дает известные преимущества в смысле мотивации солдат и офицеров, однако подразделения ЛДНР неизбежно оказываются малочисленнее (иногда в разы) неприятельских. Если по ту сторону фронта людей могут заставить воевать, то Донецк и Луганск обороняются исключительно силами тех, кто сам хочет участвовать в борьбе. В результате крупные наступления для войск ЛДНР сейчас крайне затруднены: для этого просто недостаточно людей.
Углегорск
При этом, однако, значительная часть ополченцев сохраняет высокий боевой дух. Более того, по словам солдат, многие даже по-настоящему горят желанием вернуться к активным боевым действиям и отбросить противника по крайней мере до границ Донецкой и Луганской областей. Тем более что многие хорошие солдаты ополчения — это жители Славянска, Лисичанска и других городов, оставшихся за пределами ЛДНР, и домой они могут вернуться только с оружием в руках. Вдобавок произошло своего рода «врастание в землю» части добровольцев из России. Осевшие в Донецке и Луганске, эти солдаты уже ощущают себя дома именно в Новороссии, и также полагают, что недовоевали в кампании 2014 и 2015 годов. От текущего положения дел никто не испытывает радости, подвешенное состояние угнетает всех. Однако теплые чувства к Украине — экзотика. «Украину здесь сейчас по-настоящему ненавидят, такой немногословной холодной ненавистью; чтоб было ясно — в „материковой“ Украине я нигде не встречал такой ненависти к российским властям, как у жителей Горловки — к киевским», — замечал путешественник из России в 2016 году.
Жители края в целом связывают будущее с Россией. При этом само по себе ополчение очевидно слишком слабо, чтобы нанести ВСУ поражение самостоятельно, поэтому помощи в выживании народных республик и присоединении их к РФ ждут от Москвы. Учитывая, что содержание Донецка и Луганска сейчас фактически обеспечивается из России, риторика об «отдельных областях» мало кого убеждает в Донецке (и даже в Кремле): в Донбасс вложено слишком много усилий и средств, чтобы просто так его бросить. Однако текущее состояние, ожидание непонятно чего, разумеется, угнетающе действует на людей. Донбасс заплатил за свой выбор высочайшую цену, начиная от разрушенного хозяйства региона и заканчивая кровью десятков тысяч убитых и раненых.
Украинские вооруженные силы находятся в не меньшем, а то и большем тупике.
ВСУ пошли по пути накачивания вооруженных сил все новыми бригадами. В общей сложности количество общевойсковых бригад довели до 24. Безусловно, их нелепо сравнивать, например, с российскими по боевым возможностям: часть этого воинства — суррогатные соединения с легковыми автомобилями в качестве транспорта, часто с ними же в качестве платформы для вооружения, с прицепной артиллерией вместо САУ. Однако даже эти «мастера пикапа» — это батальоны, способные влиять на оперативную обстановку простой массой людей и плотностью огня.
Отдельную проблему ВСУ составляет вооружение, и в частности бронетехника. ВСУ понесли катастрофические боевые потери с начала войны: 217 танков, 702 БМП, БТР и БМД, 318 других машин. Таким образом, за время конфликта общие потери составляют 1237 единиц, причем это только те машины, которые попали на фотографии и видео. Компенсировать эти утраты за счет собственного производства Украина не в состоянии. Техника выбывает и по техническим причинам — изношенные машины часто ремонтируются старым добрым методом военно-полевого каннибализма: из нескольких сломанных единиц техники собирается одна исправная. Сочетание боевых потерь и ударного ремонта техники в тылу привело к просто-таки катастрофическому падению количества украинской техники.
Таким образом, фраза Порошенко: «Сейчас я могу об этом сказать… что на 60–65% военная техника в частях, которые стояли на первых рубежах, была уничтожена, и не было чем защищаться», — это не гипербола, а адекватное описание состояния украинских войск по итогам кампании 2014 года.
Конечно, представить себе убыль, например, 685 самоходок только из-за воздействия огня ополченцев довольно трудно. Однако войскам от этого не слаще, и особенно бросается в глаза то, как просела численность БМП и БТР — до 40% от довоенного состава. Все это привело к массовому формированию мотопехотных батальонов на автомобилях взамен нормально оснащенных частей.
При этом планы на выпуск и ремонт техники систематически срываются. Так, августовская новость о четырехкратном увеличении выпуска танков Харьковским заводом несколько тускнеет, когда выясняется, что речь о 13 Т-64 и 12 расконсервированных Т-80 за полгода. При этом анонсировался выпуск 120 боевых машин за год.
На третий год войны выяснилась неожиданная проблема. Казавшиеся неисчерпаемыми советские запасы вооружения и техники показали дно. В период независимости Украина активно гнала оружие, амуницию и вспомогательную технику на экспорт. Государство с катастрофически ослабевшей оборонной промышленностью занимало одно из лидирующих мест на мировом рынке вооружения — просто за счёт ударной распродажи советского наследства. Когда началась война, выяснилось, что Украина не в состоянии самостоятельно покрыть потребности войск даже в самых обычных видах боеприпасов. Так, ВОГи — штатные выстрелы к автоматическим гранатометам — Украина закупает за рубежом. Однако это не худшая новость для Киева: запасы патронов к стрелковому оружию также постепенно исчерпываются. Собственное производство боеприпасов в достойных упоминания объемах на Украине отсутствует. До войны функционировал Луганский патронный завод, и он потерян. В случае возобновления активных боевых действий текущих запасов ВСУ хватит, вероятно, на несколько месяцев, после чего придется или разыскивать внешние источники, или экономить патроны. Особенно тяжело для украинцев дело обстоит с патронами 7,62×54 (пулеметные и снайперские). Строительство завода по производству боеприпасов анонсировалось еще в 2014 году, однако в 2016-м стройка даже не началась.
Между тем глупо отрицать профессиональный рост украинских солдат. Пройдя жесткую школу, украинские вооруженные силы получили сильный костяк обученных офицеров и солдат. Множество волн мобилизации привели к тому, что в тылу находится масса людей, способных заменить выбывших из строя. В силу психологического опыта эти бывшие солдаты не колеблясь будут стрелять по российским и донбасским военным. Адаптация под реалии войны давно прошла. Времена, когда ополченцы могли очень малыми силами сдерживать противника, закончились. Реальная война быстро создает солдат и офицеров. Украинцы получили отличную возможность
"Бои вокруг Дебальцево: что происходит прямо сейчас? Слухи о возобновлении активных боевых действий в Донбассе ходят почти непрерывно. Не проходит и недели, чтобы в прессе и соцсетях не появились сообщения о передвижении войск к линии фронта, о подтягивании артиллерии, о том, что не за горами новая кампания. Однако дни сменяются днями, а новой сшибки всё нет. «Война возобновится, когда растает снег. Когда наступит лето. После очередного заседания очередной комиссии. Операция начнется через пару недель, чтобы успеть провести ее до распутицы. Она начнется, когда начнутся заморозки. Когда пройдут морозы. Когда растает снег». Каждый раз эти прогнозы оказываются неправдой, и каждый раз переносятся на более отдаленный срок. Тем не менее боевые действия продолжаются, и вокруг Дебальцево действительно до сих пор идут бои. Что, собственно, происходит?
Борьба за нейтралку
Со времён схватки за Дебальцево в начале 2015 года линия противостояния в Донбассе окончательно превратилась в аналог Западного фронта Первой мировой на современном техническом уровне. Ополчение остается на подступах к Мариуполю, украинцы стоят на позициях у окраин Донецка и Горловки и почти вплотную к Луганску. Перемирия, что бы там ни говорили, дают некоторый эффект в смысле уменьшения плотности обстрела населенных пунктов. Однако каждый день приносит по несколько убитых и раненых. Между тем стрельба на нейтральной полосе — это не только вооруженные провокации, разведка и прощупывание позиций друг друга от скуки. Война не прекратилась, просто приняла новый облик.
Перестрелка на окраине Донецка, 2016 год
Одна из специфических черт войны в Донбассе — широкая нейтральная полоса. Овладение некоторыми ее объектами может дать серьезное преимущество «царю горы», но, разумеется, вызовет нервную реакцию противника. С другой стороны, в зоне досягаемости для артиллерийских ударов находится критическое количество объектов, в том числе гражданских. В основном это касается ополчения: при желании ВСУ могут обстреливать почти любую точку Донецка, Горловки или Луганска. Однако и украинцы не могут чувствовать себя абсолютно спокойно — вспомнить хоть обстрел тяжелыми РСЗО штаба силовой операции в Краматорске. К тому же обе стороны прекрасно понимают шаткость перемирия и стараются максимально улучшить позиции для вполне вероятной будущей схватки.
В итоге относительно спокойное стояние со спорадическими обстрелами регулярно прерывается кровавыми стычками. Так, летом 2015 года ополчение попыталось отодвинуть линию фронта от Донецка, взяв штурмом западный пригород своей столицы, Марьинку. Короткая жестокая мясорубка с тяжелыми потерями не привела ни к каким серьезным результатам, хотя стоила обеим сторонам десятков убитых и раненых, а в Донецке погибло до двадцати мирных жителей. Подобные позиционные столкновения, конечно, никогда не достигали размаха летних боев 2014 года, но каждое из них могло стоить сторонам серьезной крови, особенно если учесть, что воюют в Донбассе не слишком многочисленные армии. Тем не менее в среднем от этих стычек больше выигрывают ВСУ. С одной стороны, у них выше запас прочности. У украинцев просто в разы больше людей, поэтому равные потери сказываются на них меньше. С другой, инициатива скорее в руках противника. Наблюдатели ОБСЕ по очевидным причинам охотнее фиксируют нарушения со стороны ополченцев, а ВСУ располагают более значительными свободными силами для своих операций. Поэтому за прошедшие месяцы обстановка скорее медленно ухудшалась. Украинцы постепенно улучшают свои позиции, отбирая куски нейтральной полосы. Конечно, это сугубо тактические успехи и неудачи, но совокупный результат не может не тревожить.
Однако монополии на неудачные наступления нет ни у кого. В частности, уже в июне 2016 года провалилась атака ВСУ в районе Дебальцево. После крупного сражения украинские войска отступили к небольшому выступу в районе Светлодарска, откуда и предприняли атаку.
Светлодарский выступ имеет довольно серьезное значение. Оттуда менее 15 километров до самого Дебальцево, которое, в свою очередь, — ключевая железнодорожная станция всей Новороссии между Донецком и Луганском. Теоретически из этого выступа можно также угрожать фланговым охватом Горловке. Ополчение заинтересовано в его уничтожении, ВСУ — в продвижении дальше на юго-восток.
Теперь ситуация повторилась. Утром 18 декабря под Светлодарском началась крупная перестрелка. По данным ОБСЕ, обе стороны выпустили примерно по 700 гаубичных снарядов, после чего ВСУ начали атаку довольно крупными силами, как предполагается, не менее батальона. Целью наступления стала небольшая лесополоса и холм в окрестностях Дебальцево. Эта операция ощутимо выходила за пределы обычного боя на нейтралке: перед линией фронта были замечены даже вертолеты (предположительно, для эвакуации раненых). Наступление вели в основном части 54-й бригады ВСУ. Это одно из свежих соединений, сформированное в декабре 2014 года. Бригада выводилась с фронта в 2015 году, и вернулась недавно. Теперь ее использовали для попытки прорыва фронта. Ядро атакующих сил составила усиленная рота с бронетехникой под прикрытием артиллерии. По сообщениям с мест, все происшедшее стало собственной инициативой командования 54-й бригады. С нашей стороны стояли части 7-й бригады ДНР, сформированной в 2014 году на основе выведенных из Славянска подразделений.
Части ВСУ сумели продвинуться вперёд в «серой зоне» перед опорными пунктами ВСН у Калиновки, при этом им, судя по всему, удалось занять небольшой опорный пункт «Кикимора», защищавшийся, по украинским данным, не более чем десятком ополченцев. Донбассовцы, по их словам, отошли, чтобы дать возможность работать собственной артиллерии — и, судя по развитию событий, это правда. На этом продвижение резко замедлилось: украинские подразделения попали под перекрестный огонь, в частности, из лесополосы во фланг. Как оказалось, украинцы не обнаружили несколько минометных и пулеметных позиций, и оказались на захваченном «опорнике» под ударами со всех сторон без возможности закрепиться. В итоге наступавшие части откатились на исходные позиции, провожаемые минометными залпами. Официально украинская сторона сообщила о 5 погибших и пропавшем без вести (скорее всего, этот солдат попал в плен), неофициально речь идет даже о 25 убитых. По словам ополченцев, несколько погибших до сих пор лежат на нейтральной полосе из-за интенсивного обстрела. Сами ополченцы потеряли, по собственным данным, двоих погибшими и двоих пропавшими. Конкретные цифры, впрочем, могут еще много раз измениться. Однако похоже, что 54-й бригаде особенно нечем хвастаться: была захвачена простреливаемая с нескольких сторон позиция, на которой украинские военные оказались под огнём без укрытий. Некоторое время реляции носили даже панический характер: «отрезали!» В итоге украинский волонтер Юрий Касьянов мрачно заметил: «Все, к чему прикасается Генеральный штаб, превращается в Иловайск».
Бои под Дебальцево — иллюстрация обычной проблемы позиционной войны. Вышедшие из окопов ударные группы оказываются беззащитны перед огнем артиллерии, и даже полевая оборона требует больших усилий для взлома. Учитывая, что авиацию обе стороны задействовать как следует не могут, подобные атаки очень редко могут привести к значимому успеху.
Война без конца, мир без начала
За время позиционной войны облик обеих противостоящих армий серьезно изменился. Ополчение постепенно приблизилось к регулярной армии в том, что касается единообразия подготовки и оснащения. «Обригаживание» имеет свои положительные стороны. Харизматичные командиры первой волны потеряли кто влияние, кто жизнь, однако не следует думать, что нынешние комбаты и комбриги — какие-то бездари. Негласное российское вмешательство привело к появлению в ВСН большого количества офицеров, неплохо разбирающихся в войне как технологическом процессе. Отметим, что если хороший ротный командир может быть самородком, то командир фронтовой бригады — это высококлассный специалист, который за два года из низов не поднимется. К тому же контрразведке удалось в значительной мере решить проблему откровенных преступников, выдававших себя за ополченцев, или даже реально входивших в структуры ополчения в 2014-м. Выдавливание пассионарных солдат и командиров из ополчения и попытки сделать из них бойцов регулярной армии оказалось палкой о двух концах. Нынешние формирования ЛДНР как минимум лучше управляемы и лучше оснащены, чем прежняя вольница.
Технически ВСУ уже не могут легко давить ополченцев массой снарядов, как в 2014 году: бригады ополчения неплохо вооружены, в том числе тяжелой артиллерией, и навстречу прилетит сравнимое количество стали. Однако ополчение, что очень скверно, остается крайне неоднородным по уровню боевых возможностей. Во многом это вопрос субъективных факторов, в частности, энергии и профессионализма военных советников на местах. Зачастую даже внутри одного соединения уровень подготовки отличается радикально. «Самоходчики работают отлично, гаубицы — могут, когда захотят, „Грады“ — этим лучше даже не давать стрелять», — описывает положение в родной бригаде офицер-артиллерист. Огромная проблема состоит в том, что постепенно произошел отток массы людей с боевым опытом. Бойцы частью вернулись в Россию, частью оставили службу, кто-то погиб, и в результате ветераны не то что Иловайска, но и Дебальцева не составляют большинства. Сюда можно прибавить общеизвестные проблемы с техническим состоянием вооружения и экипировки: не вся техника может завестись и двинуться в бой. Никуда не делись также проблемы со вспомогательной техникой, оборудованием, включая самое простое, экипировкой. Наконец, ополчение как было, так и остается сугубо добровольческим формированием. Это дает известные преимущества в смысле мотивации солдат и офицеров, однако подразделения ЛДНР неизбежно оказываются малочисленнее (иногда в разы) неприятельских. Если по ту сторону фронта людей могут заставить воевать, то Донецк и Луганск обороняются исключительно силами тех, кто сам хочет участвовать в борьбе. В результате крупные наступления для войск ЛДНР сейчас крайне затруднены: для этого просто недостаточно людей.
Углегорск
При этом, однако, значительная часть ополченцев сохраняет высокий боевой дух. Более того, по словам солдат, многие даже по-настоящему горят желанием вернуться к активным боевым действиям и отбросить противника по крайней мере до границ Донецкой и Луганской областей. Тем более что многие хорошие солдаты ополчения — это жители Славянска, Лисичанска и других городов, оставшихся за пределами ЛДНР, и домой они могут вернуться только с оружием в руках. Вдобавок произошло своего рода «врастание в землю» части добровольцев из России. Осевшие в Донецке и Луганске, эти солдаты уже ощущают себя дома именно в Новороссии, и также полагают, что недовоевали в кампании 2014 и 2015 годов. От текущего положения дел никто не испытывает радости, подвешенное состояние угнетает всех. Однако теплые чувства к Украине — экзотика. «Украину здесь сейчас по-настоящему ненавидят, такой немногословной холодной ненавистью; чтоб было ясно — в „материковой“ Украине я нигде не встречал такой ненависти к российским властям, как у жителей Горловки — к киевским», — замечал путешественник из России в 2016 году.
Жители края в целом связывают будущее с Россией. При этом само по себе ополчение очевидно слишком слабо, чтобы нанести ВСУ поражение самостоятельно, поэтому помощи в выживании народных республик и присоединении их к РФ ждут от Москвы. Учитывая, что содержание Донецка и Луганска сейчас фактически обеспечивается из России, риторика об «отдельных областях» мало кого убеждает в Донецке (и даже в Кремле): в Донбасс вложено слишком много усилий и средств, чтобы просто так его бросить. Однако текущее состояние, ожидание непонятно чего, разумеется, угнетающе действует на людей. Донбасс заплатил за свой выбор высочайшую цену, начиная от разрушенного хозяйства региона и заканчивая кровью десятков тысяч убитых и раненых.
Украинские вооруженные силы находятся в не меньшем, а то и большем тупике.
ВСУ пошли по пути накачивания вооруженных сил все новыми бригадами. В общей сложности количество общевойсковых бригад довели до 24. Безусловно, их нелепо сравнивать, например, с российскими по боевым возможностям: часть этого воинства — суррогатные соединения с легковыми автомобилями в качестве транспорта, часто с ними же в качестве платформы для вооружения, с прицепной артиллерией вместо САУ. Однако даже эти «мастера пикапа» — это батальоны, способные влиять на оперативную обстановку простой массой людей и плотностью огня.
Отдельную проблему ВСУ составляет вооружение, и в частности бронетехника. ВСУ понесли катастрофические боевые потери с начала войны: 217 танков, 702 БМП, БТР и БМД, 318 других машин. Таким образом, за время конфликта общие потери составляют 1237 единиц, причем это только те машины, которые попали на фотографии и видео. Компенсировать эти утраты за счет собственного производства Украина не в состоянии. Техника выбывает и по техническим причинам — изношенные машины часто ремонтируются старым добрым методом военно-полевого каннибализма: из нескольких сломанных единиц техники собирается одна исправная. Сочетание боевых потерь и ударного ремонта техники в тылу привело к просто-таки катастрофическому падению количества украинской техники.
Таким образом, фраза Порошенко: «Сейчас я могу об этом сказать… что на 60–65% военная техника в частях, которые стояли на первых рубежах, была уничтожена, и не было чем защищаться», — это не гипербола, а адекватное описание состояния украинских войск по итогам кампании 2014 года.
Конечно, представить себе убыль, например, 685 самоходок только из-за воздействия огня ополченцев довольно трудно. Однако войскам от этого не слаще, и особенно бросается в глаза то, как просела численность БМП и БТР — до 40% от довоенного состава. Все это привело к массовому формированию мотопехотных батальонов на автомобилях взамен нормально оснащенных частей.
При этом планы на выпуск и ремонт техники систематически срываются. Так, августовская новость о четырехкратном увеличении выпуска танков Харьковским заводом несколько тускнеет, когда выясняется, что речь о 13 Т-64 и 12 расконсервированных Т-80 за полгода. При этом анонсировался выпуск 120 боевых машин за год.
На третий год войны выяснилась неожиданная проблема. Казавшиеся неисчерпаемыми советские запасы вооружения и техники показали дно. В период независимости Украина активно гнала оружие, амуницию и вспомогательную технику на экспорт. Государство с катастрофически ослабевшей оборонной промышленностью занимало одно из лидирующих мест на мировом рынке вооружения — просто за счёт ударной распродажи советского наследства. Когда началась война, выяснилось, что Украина не в состоянии самостоятельно покрыть потребности войск даже в самых обычных видах боеприпасов. Так, ВОГи — штатные выстрелы к автоматическим гранатометам — Украина закупает за рубежом. Однако это не худшая новость для Киева: запасы патронов к стрелковому оружию также постепенно исчерпываются. Собственное производство боеприпасов в достойных упоминания объемах на Украине отсутствует. До войны функционировал Луганский патронный завод, и он потерян. В случае возобновления активных боевых действий текущих запасов ВСУ хватит, вероятно, на несколько месяцев, после чего придется или разыскивать внешние источники, или экономить патроны. Особенно тяжело для украинцев дело обстоит с патронами 7,62×54 (пулеметные и снайперские). Строительство завода по производству боеприпасов анонсировалось еще в 2014 году, однако в 2016-м стройка даже не началась.
Между тем глупо отрицать профессиональный рост украинских солдат. Пройдя жесткую школу, украинские вооруженные силы получили сильный костяк обученных офицеров и солдат. Множество волн мобилизации привели к тому, что в тылу находится масса людей, способных заменить выбывших из строя. В силу психологического опыта эти бывшие солдаты не колеблясь будут стрелять по российским и донбасским военным. Адаптация под реалии войны давно прошла. Времена, когда ополченцы могли очень малыми силами сдерживать противника, закончились. Реальная война быстро создает солдат и офицеров. Украинцы получили отличную возможность
