22.03.17. Материал от военкора Анастасии Воскресенской.
«Резня
была бы хлеще, чем в Донбассе». Монолог командира самообороны
Севастополя о Крымской весне. Как готовилась и действовала весной 2014
года самооборона Севастополя? Кто и как брал под контроль корабли
украинского флота? В дни трехлетней годовщины Крымской весны
корреспонденту «Ленты.ру» рассказал об этом Владимир Мельник, создатель и
командир севастопольской дружины народной самообороны «Рубеж».
Создание «Рубежа»
Все происходившее в этот период напоминает сюжет блокбастера. В конце января 2014 года я организовал на форуме
Sevastopol.info
раздел «Добровольная народная дружина "Рубеж"». Сначала это было
санитарно-эвакуационное подразделение. Необходимость создания дружины
стала понятна во время событий в Киеве: я понимал, что просто так
Севастополь не оставят. Если бы мы это допустили, резня здесь была бы
хлеще, чем в Донбассе.
В прошлом я военнослужащий Внутренних
войск МВД, имею определенную подготовку и понимание того, как надо
действовать в условиях городской местности. Люди вступали в отряд самые
разные. В процессе работы я познакомился с командирами других
подразделений. Меня часто спрашивают, зачем я создал «Рубеж», если были
другие дружины. Я индивидуальный предприниматель и, помониторив «рынок»,
понял, что среди существующих отрядов не было санитарно-эвакуационного,
эта ниша была не занята. А события на Майдане показали, что оказание
первой помощи во время массовых беспорядков необходимо.
Создавая
дружину, я понимал, что это огромная ответственность и перед людьми, и
за тех людей, которых я веду за собой. В свое время я служил в
Нахимовском военкомате и оттуда перенял опыт организации оповещений и
сбора. Первое, что я сделал в дружине, — ввел боевой расчет, чтобы в
нужный момент каждый человек знал, что ему делать. Затем я познакомился с
ребятами из Контрольно-спасательной службы Севастополя, и они меня
очень многому научили. У нас даже было налажено обучение дружинников
оказанию первой медицинской помощи. Помимо этого, было много тренировок.
Например, отрабатывали сбор. Я уезжал в определенную точку, звонил
координатору аппарата оповещения, а оттуда по цепочке передавались
данные и шла обратная связь мне — сколько человек должно приехать. Нужно
было понять, кому и сколько требуется времени, чтобы добраться до места
назначения.
Фото: из архива Владимира Мельника
У нас была
эвакуационная группа — с плащ-палатками и матрасами, чтобы забирать
пострадавших. Их сопровождала группа прикрытия — крепкие парни, которые
брали пострадавшего и эвакуаторов в кольцо. Раненого доставляли бы на
фильтрационный пост к медикам. Если можно обойтись своими силами, делали
бы все на месте. Если же травмы серьезные — то в больницу. Для этого у
нас была транспортная группа.
У каждой группы была своя
экипировка и набор необходимых вещей. Например, в транспортной группе у
всех были резиновые перчатки и полиэтилен, чтобы застелить салон
автомобиля. У эвакуационной группы были средства защиты для глаз,
органов дыхания, наколенники, налокотники. Каски я купил сам — белые, и
красной изолентой сделал на них кресты. У каждого нашего «бойца» были с
собой женские прокладки и тампоны для использования при ранениях. Сейчас
это может показаться смешным, но мы готовились к худшему и старались
обходиться недорогими подручными средствами.
После знакомства с
Михаилом Михайловичем Чалым (брат Алексея Чалого, один из руководителей
Координационного совета обеспечения жизнедеятельности Севастополя —
прим. «Ленты.ру») мы стали работать под его руководством и перестали
быть санитарно-эвакуационным отрядом. Мы сформировали экипажи по
четыре-пять человек в машине. В каждом районе дежурили несколько машин.
На случай отключения мобильной сети в Крыму мы закупили радиостанции и
держали связь на севастопольском канале автолюбителей.
Рота самообороны специального назначения
Под
моим командованием «Рубеж» принимал участие практически во всех боевых
операциях. Иногда выступали парламентерами. Однажды мои ребята голыми
руками взяли стрелка на детской площадке. Поступило сообщение о
подозрительном мужчине, подъехал экипаж, попросили предъявить документы,
а он достал пистолет и начал стрелять. К счастью, никого не ранил.
Ребята его скрутили и передали милиции. Благодаря его показаниям были
взяты две квартиры, где базировались преступники. Улов был хороший:
четыре сумки подготовленных шприцов с сильнейшими кардиостимуляторами.
Если здоровому человеку вколоть их, он через 15 минут умрет от
сердечного приступа. Видимо, планировалось делать такие уколы в толпе.
Еще
мы ловили людей, которые обливали кислотой машины с георгиевскими
ленточками, брали «правосеков» и тех, кто рвал у севастопольцев
украинские паспорта, чтобы они не могли проголосовать на референдуме.
Участвовали с силами самообороны и «вежливыми людьми» в передаче России
аэродрома Бельбек и воинских частей. Никакого вооружения у нас не было,
кроме, как это принято говорить, черенков от лопат. У кого было
легальное оружие — тот его взял, но в общей массе мы были безоружны.
«Рубежу»
даже присвоили наименование воинской части: мы стали 15-й отдельной
ротой специального назначения самообороны города Севастополя. Я получал
команды непосредственно от Михаила Чалого. Через него же шла координация
с остальными подразделениями самообороны, «Беркутом», армией, флотом.
Все знали, что если я приехал с людьми — значит, так надо. Я ходил в
«горке» (ветрозащитный камуфлированный костюм с капюшоном, широко
используется силовыми подразделениями — прим. «Ленты.ру»), и по ней меня
все узнавали. До сих пор ее храню. Был курьезный случай: когда все
закончилось, я переоделся в гражданскую одежду, и меня не пустили в Дом
правительства, в который я ходил каждый день, и меня даже не
досматривали на входе. А тут — не узнали!
Вообще много смешных
случаев было. Один раз мы выехали на реализацию оперативной информации,
подходим к подъезду, надеваем балаклавы, а нам поступает по рации
сигнал: «майдановцы» в количестве 40 человек по такому-то адресу. Я
смотрю на табличку и понимаю, что это наш адрес!
Еще был случай в
селе Резервном. Там находилась украинская воинская часть, ракетчики.
Нам поступила информация, что личный состав деморализован, есть угроза
хищения стрелкового оружия. Мы поехали туда. КПП находился в ложбине,
было два выносных поста с автоматчиками. Они бы нас спокойно «сняли» в
случае чего. Вышел дежурный офицер, я ему представился и сказал, что мы
проверяем воинские части на наличие штатного стрелкового оружия. На ходу
придумал. Ну, а дальше мы такую сценку разыгрываем: у меня рация
включена на громкую связь, и один из моих бойцов мне передает: «Кукушки
позиции заняли. Видим цели. Готовы отработать». Офицер, ясное дело,
побледнел и пропустил нас.
Мы разоружились, зашли, все проверили.
Я организовал командиру части разговор с Михаилом Чалым, который дал
гарантии, что их никто не тронет, и мы распрощались. А уже после
референдума командир мне звонит: «Володя, начальник штаба забрал печать —
не хочет ставить ее под актом передачи части России. Помогай».
Отправили туда три экипажа. Отзвонился ему, сказал, что машины едут. А
он через пять минут перезванивает: «Отбой. Я начальнику штаба сказал,
что сейчас "Рубеж" приедет, он отдал печать». Короче, весело было.
«Надо брать!»
Мое
утро начиналось с того, что я приезжал в севастопольскую городскую
администрацию. 20 марта я, как обычно, пришел к Михаилу Чалому, и он
познакомил меня с офицером, командиром местного соединения кораблей. Мы
сели с ним в машину, он отправил водителя погулять, расстелил карту,
объяснил расстановку сил, показал расположение украинских кораблей и
сказал: «Надо брать!» Ну, надо так надо. Мы, как в кино, сверили часы и
назначили время общего сбора.
В общей сложности у меня было около
60 человек. Мы собрались в районе Стрелецкой бухты и разделились на две
группы: береговую, которая блокировала причал, и абордажную партию.
Абордажной партией командовал я, в ней было 15 человек. Корабли
пришвартованы у берега, но стояли не у причала, а метрах в 15 от него.
План был такой: мы берем под контроль корабль, а береговая группа по
возможности подтягивает его за швартовые к берегу. Мы сели в буксир
Черноморского флота и залегли вдоль борта. Радиообмен был запрещен.
Первый
корабль, корвет «Хмельницкий», мы брали примерно в 14:30. Залезли на
палубу — и, представляете, первый раз в жизни я побывал на военном
корабле! Среди нас были моряки, которые подсказали, куда бежать, что
брать под контроль. «Хмельницкий» мы взяли за восемь с половиной минут.
На нем была пушка, которую экипаж направил на береговую группу. У нее
скорострельность 4000 выстрелов в минуту, там был бы фарш, если бы они
открыли огонь. Я понял, что надо действовать, и предупредительно
выстрелил в воздух. Оператор пушки испугался и убежал.
Экипаж
заперся внутри корпуса, а я исходя из опыта прошлой службы запрыгнул на
крышу и ударил рукояткой по иллюминатору — как когда останавливаешь
автомобиль. Моя нежная китайская пневматика от корабельного стекла
рассыпалась в щепки. Тогда один из наших ребят ловко выковырял этот
иллюминатор, пробрался внутрь и открыл нам проход. Первым делом мы взяли
под контроль ходовой мостик, «оружейку» и погреба ракет. Зашли к
командиру корабля, тут уже пришел тот самый офицер, который руководил
этой операцией, и черноморцы, переодетые в гражданское, и мы объяснили,
что экипаж должен покинуть корабль. Моряки были деморализованы и сдались
быстро.
Хочу подчеркнуть, что никакого мародерства не было.
Украинские военнослужащие брали личные вещи, а мы досматривали их, чтобы
никто не вынес с корабля личное оружие, и отправляли их восвояси.
Я
не видел, врать не буду, но ребята из береговой группы говорили, что за
ними на причале сидели снайперы. Напрямую российская армия действовать
не могла, но если бы что-то пошло не так, нас бы там не бросили.
Вторым
был ракетный катер «Приднепровье». Его мы взяли под контроль за шесть
минут. Ну, и дальше весь этот украинский металлолом. На каких-то
кораблях нам говорили: «Мужики, что вы так долго? Наконец-то мы домой
попадем».
Смешно брали подлодку «Запорожье». Один из наших залез
на нее, постучал и кричит: «Ну что, сдаетесь, признаете Россию?», а
оттуда один-единственный мичман в засаленной одежде вылез и говорит:
«Да, давай флаг, я домой пошел». Некоторым мы говорили, что можем
пострелять в воздух для убедительности, чтоб им потом по шапке не
надавали за то, что они сопротивления не оказали, а они отказывались. Им
уже все равно было. В общем, столько мы их «консервных банок» взяли,
что у нас флаги закончились.
Последними были «Славутич» и
«Тернополь». Всей нашей кавалькадой мы поехали на Минную стенку в центр
города, где погрузились уже на два буксира и пошли на Северную сторону.
Там «зеленых человечков» уже не было. Ну а нам-то что? Если фарт идет —
надо делать. И это, конечно, самый запоминающийся эпизод был. Эти чудаки
включили на кораблях систему орошения, которую применяют, когда корабль
входит в зону использования оружия массового поражения. Мы к ним и так,
и эдак... Короче, мокрые все до трусов. Но все равно высадились в
итоге.
Повозились с «Тернополем» довольно долго, 10 минут. Они
все заперлись в кают-компании. Один мой боец прорвался, зашел к ним,
мокрый весь, с пневматикой, и говорит: «Добрый вечер, господа. Прошу вас
собрать вещи и пройти на причал». Они ему: «Вы нас бить не будете?», а
он в ответ: «Ну что вы, мы же вежливые». Потом, когда уже взяли корабль,
на ходовом мостике нашли огромную миску с окурками, «пузыри» недопитые,
плюс еще матчасть разбросанная была — бронежилеты, щиты. Мы все это
пособирали, отдали им. А командир корабля дал нам в ответ бутылку водки
«для сугреву», но мы не пили — у нас сухой закон в дружине.
Этот
же командир попросил выбросить закладную табличку с корабля. Моряки мне
объяснили потом, что это значит. Командир ведь должен покидать судно
последним. Я пообещал и выбросил потом. Мы вообще не позволяли себе
осквернять флаги, символы государственные, мы же не бандеровцы, мы не
воюем с историей, не воюем с памятниками.
Взятие кораблей под
контроль прошло бескровно. Правда, один из моих бойцов не вписался и
головой об подволок стукнулся. Так что один пострадавший все же был.
Когда
все закончилось, я снял «горку», повесил на гвоздь и пошел «строить
коммунизм» в отдельно взятой семье. От дел в «Рубеже» я отошел, сумев
остаться со всеми в хороших отношениях. Дружина разделилась на две
части, но меня это уже не касается. Когда надо было, я плюнул на бизнес,
вложил свои деньги в организацию отряда. Потом, когда все закончилось, я
не посчитал нужным подменять собой профессиональные структуры,
занимающиеся охраной общественного порядка.
Бизнес мой после
воссоединения с Россией полностью рухнул. Пришлось начинать все с нуля.
Но я благодарен этому периоду за то, что я узнал, на что я способен.
Сейчас потихоньку все налаживается, даже удается создавать рабочие
места. Патриотизм — это ведь не размахивание триколором с криками «Слава
России», это воспитание детей, создание рабочих мест. Любить Родину
надо делами."
